Дмитрий Тартаковский - Уроборос

– И ты молчал?

– Меня никто особо не спрашивал – это раз. А два… – открывать карты было неприятно, но иного выбора не было – Мы расстались не на самой торжественной ноте

– Всегда у тебя так! – воскликнула мать – Ты не умеешь строить отношения. Двадцать пять лет, и не семьи, ни постоянной девушки

– Ты опять за своё?

– Не опять, а снова. И буду поднимать эту тему до победного конца

Бедная мама! Она и понятия не имела, какие драмы происходили в моей личной жизни. Выдавая на-гора лишь самые мягкие обрывки, я оставлял внутри все драмы и трагедии. Вот и сейчас, слушая очередные претензии по поводу «доброй девочки Нади с нежными глазами», я вспоминал вехи извращенной любви.

«Добрая девочка Надя», которая так понравилась маме, на поверку оказалась весьма циничным созданием. Выпотрошив мой кошелек до основания, Наденька принялась рассуждать о «настоящих мужчинах», и в один прекрасный момент я застал её в постели с таким вот «мужчиной».

Разумеется, водитель-дальнобойщик был с точки зрения Нади более достойным, чем я. Но закончилось всё не так, как это показывают в идиотских гламурных клипах – я выгнал её из нашей съемной квартиры, и плюнув на всё, вернулся к матери, списав всё на проблемы с оплатой жилья.

И пока шли рассуждения о «несостоявшейся семейной жизни», я тщательно пережевывал мясо. Иногда лучше молчать, чем говорить, и следуя этой простой истине мне удалось избежать множества проблем.

После завтрака я уселся за компьютер, несколько минут листал новостную ленту. Стало очень грустно, я оделся и оправился на улицу. С минимальной суммой денег в кармане иного развлечения, кроме дешевого пива, и быть не могло, и таким образом я с бутылочкой светлого завернул во двор.

Так-то и обустроена наша Ойкумена: узенькие дворы, тень деревьев. Здесь хорошо пить и играть в песочнице, вдали от любопытных глаз. Но большего эти дворы породить не могут – любое проявление выского навыка будет встречено в штыки. Литература, живопись, наука порождают самые циничные вопросы.

Сколько получил? Сколько комнат в квартире? Женат? Замужем? Дача во сколько соток? А почему? А как? Есть машина? Почему нет? А зарплата? А почему так мало? Ты умный – значит, заработай. Нет денег, значит, дурак. Не спорь. Люди умные, жизнь прожили, знают лучше.

Что знают? Телевизор, кухню и вечные разговоры о деньгах? Но это не важно, «люди», которых ты ни разу в жизни не видел, знают лучше. Личная жизнь в дерьме, дети искалечены душевно и физически, нищета – но тебе, конкретно тебе, дают советы галактической важности и галактической же глупости. «Люди» боги, апостолы и спасители, правда, в дырявых носках и с перегаром.

И спасая на продавленном диване страну и мир, отважно и безкомпромистно, великие люди выносят великие решения, ставя клеймо абсолютно правильных решений. Дурак, зажравший, идиот, алкоголик – люди решили судьбу одного человека, вычеркнув его из стаи «скованных одной цепью».

Я допивал своё пиво, сидя на лавочке, когда подошёл один из наших местных «королей двора», Степанов, уже порядком спившийся и скурившийся субьект, оставшийся морально и духовно в возрасте шестнадцати лет.

– Ох ты, – Стёпа тяжел рухнул рядом со мной – Пиво пьешь?

– Нет, амброзию олимпийских богов, – я допил пивко и выбросил бутылку в мусорный ящик – А ты что тут делаешь?

– А… деньги ищу. Кредит взял, чтобы погулять, теперь надо выплачивать

– И много?

– С процентами – выше моей крыши, – глухо рассмеялся Стёпа – Зато хорошо отдохнул. Шашлыки, девочки, дорогая выпивка

Я посмотрел на Стёпу. Когда-то этот человек повзрослел раньше нас всех. Он пил пиво – прямо в школе – и курил, и посылал учителей в далекое и пешее эротическое путешествие. Ему завидовали, его боялись, но вот прошли годы, и рядом со мной сидит законченый алкоголик, чьи достижения можно описать простой фразой: «пил, бил, дебил».

– Работу бы нашел, – сказал я своему бывшему однокласснику и другу – И бросил пить

– Ты ставишь передо мной нереальные планы, – ответил достойный «отец семейства», умудрившийся оставить с детьми двух привлекательных девушек – Хотя алименты…

– Следует платить до того, как на твоем пороге возникнут судебные приставы, – закончил я – Иди работать

– За такие деньги, как платят у вас, работать не престижно. Вот бы в другом месте, – принялся мечтать Стёпа – И зарплаты везде намного выше

Тут он принялся мечтать о том, как будет много зарабатывать, и как потратит эти деньги. Я устал слушать, пожал ему для приличия лапу, и отправился в путь.

Избегая оживленных улиц, я брёл по дворам. Это о них пела в своё время Анжелика Варум:

Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок,

На нашу улицу в три дома, где всё просто и знакомо…

Вот наши «три дома», похожие друг на друга как две капли воды. Когда-то страна под алым стягом возводила эти типовые жилища исключительно как временные, исключительно до восьмидесятого года. А потом будет коммунизм, и все переедут в красивые и просторные дома.

Но в указанном году вместо коммунизма наступила Московская Олимпиада, а спустя десять лет пришёл дикий рынок, и красивые просторные дома так и остались в мечтах. Вместо светлого будущего наступило мрачное настоящее, а место строителей коммунизма заняли личности в спортивных костюмах.

И ностальгия по старым временам, когда всё было «для людей», заняла достаточно прочное место в нашей жизни. Но такое «бегство в прошлое» приводить лишь к бесконечному плачу и страданием – и ничего более на таком фундаменте не появится.

А настоящее далеко не радует: шагая по старым камням, уложенным еще моим дедом на пути к старому рынку, я видел те же ямы на тех самых местах, что и в эпоху моего босоногого детства. По-прежнему не закрыт канализационный люк, и точно так же, как и много лет назад, не размечены переходы через дорогу.

На рынке я бесцельно бродил между торговыми рядами, разглядывая ценники. Денег в кармане не было, покупать я ничего не собирался, но сама толпа охлаждало нервы. Но память услужливо подставляла воспоминания: вот первое место работы, вот тут я стоял в свое время с листовками, вот, вот и вот…

К чёрту! Я выбрался из торжища людского, и направился по улице вниз, к старой проходной «Ленинской краски». Тут сходились раньше все автобусные маршруты города, сюда же вела единственная трамвайная линия в нашем городе.

Теперь здесь, у старого здания в псевдоантичном стиле с колоннами, было пусто. Заросший травой отрезок трамвайной линии ясно демонстрировал победу природы над человеческим гением.

Я бесцельно шатался взад-вперед у входа, вспоминая о временах, когда эта проходная была центром притяжения для всех неформалов города. Много было выпито и выкурено, а еще больше высказано, и было великое множество споров. Любовь цвела тут же, в кустах, густо растущих по обе стороны ограды.