Владимир Шапиро - По стопам маргинала. Роман

Оказавшись в сложной ситуации, Вика с Жоржем сидели в палисаднике дома и обсуждали варианты съемного жилья из реклам. Внезапно перед ними возникла, как привидение худощавая фигура соседки Нюши, протягивавшей крючковатыми пальцами связку ключей.

– Вот, держите от мужниной каптерки. Поживите, покуда некуда деться. Апосля видно будет. Куды приятней, нежели ничего.

Ее умерший несколько лет тому назад муж Никифор называл каптеркой, по-армейски, служебную комнату, двенадцатиметровую жилую площадь со всеми удобствами в котельной, обслуживавшей ближайший район домов отоплением и горячей водой. В связи с переходом на централизованное отопление ТЭЦ, надобность в ней отпала. О ней забыли местные руководящие обломовы, исходили из известной российской привычки: ждать пока сама развалится или сгорит. Короче, кирпичное, приземистое здание стояло заброшенным и закрытым на ключ последний раз еще Никифором, истопником и дворником по совместительству. Стекло решетчатого окна его дежурки было разбито мячом мальчишек, но никто не пришел, не снял металлическую раму, чтобы вставить новое стекло. Никто не интересовался и ключами от здания, которые хранились невостребованными у Нюши, Анастасии Гай по мужу.

На радостях Жорж вскочил, вырвал у нее ключи и хотел обнять добрую женщину за бесценный подарок. Но костлявая рука уперлась ему в грудь;

– Ничаво, не стоит благодарностев. Все равно скоро туточки будут строить, снесут усе. Да, покуда, чуточки еще поживете малость. И то – хлеб. Я к тому даю, шо помню хорошее от тебя опчеству, для нашей квартиры, хоть ты и решил породниться с энтами раскулаченными нерусскими.

Во времена коллективизации Анастасия Зонина вместе с приятелем, Никифором Гаем, вернувшимся со службы в армии, отправилась на поиск счастливой жизни для них в Москву. В обнищавшей их деревне Тверской губернии не было ни работы, ни хлеба. Их приютила на первое время землячка, тетка по матери Никифора, Фрося, жившая во флигеле для прислуги при большом частном кирпичном доме, бывшее когда-то поместье царского вельможи с прилегающим парком и конюшнями. Она уже много лет работала кухаркой в семье раввина Московской синагоги Абрахама Цимера, занимавшей весь второй этаж здания со стороны первого подъезда, Всего их было два.

Скоро Никифора приняли на работу постовым милиционером, туда же устроилась уборщицей и дежурной на вешалке Нюша Гай, его жена. Им повезло: «раскулачивание», начавшееся в деревне, пришло и в город, в виде «изъятия излишней площади у богатой буржуазии и примкнувшим к ним отщепенцам из горожан». В число последних попала семья Цимера. Религиозный деятель вместе с женой и тремя взрослыми дочерьми был репрессирован и отправлен в Сибирь на поселение. Двоих же его младших сыновей, Самуила и Давида, благодаря хлопотам тети Хазан, активной участницы революционных событий на Украине, удалось оставить на ее попечение, с сохранением для них прописки по названному адресу, в той же квартире, ставшей коммунальной для шести вселившихся семей. В их число вошла и семейная пара Гай, занявшую хозяйственную, уже бывшую, кладовую при кухне. Она была отделена гипсовыми стенами от нее и снабжена окном. Записи в Дневнике Нюши начались с того времени.

Судя по ним, она занималась активным разоблачением «врагов народа» на службе у некоего Аникеича, имя которого часто встречалось в ее записях; после смерти мужа этот человек оказал ей покровительство, разрешив московскую прописку ее старшей сестре, Матрене Зониной, колхозной скотнице. «По инвалидности и отсутствию других родственников», – как было записано в документе Мосгорисполкома. «Тихая» Маня, так называли ее соседи, была полной противоположностью энергичной сестре, члену партии с тридцать второго года.

Однажды вселившись в жилище Никифора, Жорж горел желанием облагородить даренную, пусть на время, собственную квартиру. С помощью дяди Ашота, пытавшегося убедить его не торопиться с обустройством жилья, что со временем купит ему кооперативную квартиру, племянник высокого советского сановника добился своего. Получил необходимые материалы и помощников из «конторы» дяди и отделал заново «дежурку» в очень приличную квартиру в нечто похожее на бунгало с террасой на месте деревянного сарая для угля и дров. Она служила ему мастерской какое-то время и гостиной для друзей и новых знакомых.

Наступило время массовой застройки новыми жилыми массивами пригородных районов вокруг Москвы. Оно происходило быстрыми индустриальными методами на месте деревень, поселков, жителей которых едва ли не в пожарном порядке заставляли переселяться из обжитых привычных мест в бетонные блоки домов, сдавая по бросовой цене государству с трудом нажитый скот, птицу, свой возделанный участок земли, к которому человек прирастал всем своим существом за годы работы в нем. В те же дома получали ключи от квартир другая категория населения, – горожане, жившие до того долгое время в дощатых бараках, подвалах, в других антисанитарных условиях большого города. Для них, первой волны «счастливчиков», эти малогабаритные отдельные квартиры казались подарком судьбы, несмотря на полное отсутствие инфраструктуры, к которой привыкли в центре и ближайших окраинах города. Спасала привычка русского человека терпеть трудности.

Последней из подвала дома, где на втором этаже проживали Цимеры, выезжала семья приятеля Фреда, Славика. Тот, прощаясь, по-дружески передал «студенту» ключи от подвала со словами: «не теряйся, займи его и живи в свое удовольствие, пока не сломают когда-нибудь». Идея понравилась, особенно, после того как поделился ею с братом. Роб сразу цинично завил: «зачем добру валяться под ногами. Теперь оно ничейное». Оба затем поговорили с матерью, ей тоже понравилась идея Фреда: очень заманчивой показалась возможность расселиться и жить по-своему, после тесноты на площади менее пяти квадратных метров на человека. Грета привычно посоветовалась, прежде всего, с деверем Самуилом. Только после того как он подтвердил, что самовольное вселение было бы незаконным, если предварительно не договориться с участковыми милиционерами и техником-смотрителем на определенных условиях, при этом, твердо обещать жить с соблюдением норм пожарной безопасности и общественного порядка, она решилась. У нее были давние хорошие отношения с участковым оперуполномоченным Николаем Сивухой, знала она о слабостях и техника-смотрителя.

На следующий день она встретилась с ним, завела такой разговор:

– Слушай, Николай, такая просьба лично от меня. Это только между нами и никто другой. Понятно?

– Что еще, говори, не стесняйся, буду нем как могила, – пошутил он.