Лина Павич - Халф Мун

Но дома «гений» показывался редко, что для меня являлось слабым утешением, а для мамы – «днём сурка». Только теперь я стала заменять матери её покойного супруга в ссорах: не решаясь перечить молодому строптивцу, рвущийся наружу негатив Лора выплёскивала на несовершеннолетнюю дочь. Она или причитала, жалуясь на нехватку времени, помощи, материальных средств, либо же кричала и упрекала по любому поводу, что случалось почти ежедневно. И я не оставалась в долгу. Это сильно подтачивало неокрепшую подростковую психику и со временем грозило вылиться в нечто ужасное. Её крик снился мне ночами. Получив от хнычущего малыша пару свободных часов, я часто вздрагивала, открывала глаза и подолгу прислушивалась к тишине спящего дома. Так, надлежащий покой и положительные эмоции я находила в чтении и еде, при этом теряла в весе и совершенно не отдавала себе отчёт в том, что нездоровый фанатизм к заеданию стресса постепенно перерастает в нервную патологию, которую я сумела распознать годы спустя. И эта зависимость не осталась единственной…

Время от времени в мой воспалённый мозг закрадывались сомнения: а родная ли я дочь своей матери? Порой она окатывала меня волной такой неприкрытой ненависти, с которой и в помыслах не глянуть на близкого человека, тем более собственного ребёнка. Я не замечала ничего подобного по отношению к подросшему брату. Неоднократно порывалась подойти к ней, чтобы обнять после очередной вспышки ярости, как всегда это делал он, но вместо ответных объятий зачастую получала лихую порцию электрического разряда. Позднее я убедилась, что меня отталкивают всякий раз, когда я пытаюсь приблизиться. Поэтому я решительно не доверяла маминой душевности на короткий период визитов кого-нибудь из её приятельниц – пожалуй, наигранно-ласковый тон и показная забота пугали меня больше, чем чадящий дым после их ухода.

Так ли я была несчастна? Да и вообще, как смею заикаться о чём-то подобном? Ведь росла я в полноценной семье, мои вещи были опрятными, а холодильник в столовой если не поражал изобилием, то во всяком случае никогда не пустовал – сколько лишённых детства бездомных сирот мечтали поменяться местами с той, на кого в школе поглядывали с завистливым почтением? Вот-вот: я заучила эти слова как молитву и, смахивая набегающие слёзы, повторяла их про себя, уткнувшись носом в мохнатую шерсть любимой собаки. Думаете, я страдала от недостатка заботы или нежности к себе? Отнюдь – мне и в голову не приходило грезить о ласковых поцелуях на ночь. Но я была лишена главного права любого ребёнка.

Человеку недостаточно быть любимым – ему совершенно необходимо любить самому. И совсем не важно, кто именно является объектом вашей любви, пусть он хотя бы позволяет любить себя…

Я и не пытаюсь понять, почему при очевидном достатке в доме гардероб юной девушки составляли в основном мамины обноски и вышедшие из моды вещи тётушек, переданные мне, так сказать, по наследству. Ни многочисленные достижения и награды, ни выраженные признаки прогрессирующей болезни, порой изматывающие до предела, ни слёзы, ни первые любовные переживания дочери маму не интересовали и не трогали. Всё внимание было сосредоточено на сыне. И муже. А от меня требовалось учиться и хотя бы не заклеймить позором семью, как «блудный отец». Но где-то подальше. И потише. И если в раннем детстве я вроде бы свыклась с прилипшей намертво к себе «ненужностью» и смиренно волокла тяжелеющую кладь, то повзрослев и осознав истинное своё положение в семье, я накопила такую горькую обиду в сердце, что переборов застарелые комплексы и страхи, с отвращением откинула возложенный на меня крест и отважилась взяться за мечты о прекрасном принце – том самом любимом и любящем человеке, который положит конец моему никчёмному существованию: заберёт из-под образцово-показательного крыла и сделает счастливой.

Тома я повстречала в двадцать пять и влюбилась без памяти. Он был недурён собой, но мало походил на королевича из моих девичьих грёз. Тем не менее высокий, темноволосый и темноглазый юноша сразил меня с первой минуты знакомства. По всей видимости, во мне сыграл «синдром Джульетты» – острая потребность любить именно здесь и сейчас сделала серьёзного молчаливого парня моим избранником. И я не прогадала. Том не был темпераментным кавалером и проявлял чувства весьма неохотно, но на тот момент это было как раз то что нужно – ранее эмоций мне хватило с лихвой. Он не клялся в любви и, собственно, никогда не упоминал о ней, но был предан мне, и я знала об этом. С ним я не без усилий, но переступила через ненормальное восприятие мужчин, хоть нежность моя более походила на удушение. Доставив мужу немало хлопот изъянами жёлчной натуры, постепенно я становилась спокойнее, улыбчивее, живее, после работы радостно мчалась домой, где спешила порадовать любимого очередным кулинарным шедевром. К тому времени Лора, по твёрдому настоянию своего предприимчивого супруга, продала отцовский дом и перебралась с семьёй в Калгари, а мы с Томом взялись за обустройство небольшого коттеджа в родном Нантоне и, вынашивая грандиозные планы на будущее, проводили всё время за работой: я по совету матери выкинула детские амбиции из головы и начала преподавать английскую литературу старшеклассникам в частной школе, а муж, будучи грамотным программистом, дни и ночи проводил у монитора, часто не разбирая от усталости, дома он или всё ещё в офисе.

Шаг за шагом налаживалась самостоятельная жизнь, пока снова не грянул гром: я забеременела. Я давно мечтала о ребёнке, но даже после третьего теста, подтвердившего положительный результат, никак не могла поверить, что чудо может произойти и со мной. Как? Неужели и мой организм способен? Счастье первой беременности не то что окрылило, оно взорвало меня! Такого душевного подъёма, умиления, гордости я не испытывала никогда. Это маленькое существо я обожала в утробе. Вот кто позволит мне растратить нескончаемые запасы душевного тепла! Прочувствовав первые толчки, я уже не могла мириться с бесконечным ожиданием – в предвкушении приятной тяжести кружевного одеяльца у меня сводило руки. А получив от весельчака-доктора чёткое изображение, демонстрирующее биение сразу двух крохотных сердечек внутри меня, мы с мужем, преисполненные чувством вселенской важности, ощущали себя бывалыми многодетными родителями. Том хватался за любой заказ, рисуя в воображении разъезжающие по двору смешные детские электромобили и поездки на горнолыжные курорты дружной семьёй. Я, не чувствуя ног, носилась по магазинам и с упоением подбирала самые лучшие вещи для самых лучших пока не родившихся разнополых малышей. Но и в этом случае я не стала внимательнее к себе и по-прежнему хваталась за сто дел одновременно: боясь побеспокоить заваленного работой мужа, старалась кругом поспеть, в том числе не оставляла заботу о родных в Калгари. Лора никогда не упускала случая попенять на мои «эгоизм и бесчувственность». Заслышав в трубке слезливую речь, сопровождающуюся прерывистым дыханием, я мчала к автобусной остановке на всех парах, моля Бога об одном – чтобы с мамой ничего не случилось. Тогда мне в голову не приходило, что нужно действовать иначе и мой долг – беречь здоровье ради самого главного, что хотя бы в этот непродолжительный период и «бесчувственный» получает полное право рассчитывать на уважение и поддержку близких! В итоге роды были преждевременными и тяжёлыми, а мне удалось приложить к груди лишь миниатюрную семимесячную девочку: мальчик умер, едва появившись на свет. Сказались нервное истощение, длительный приём антидепрессантов, отсутствие необходимого отдыха…