Марвика - Моя Священная Болгария

– Лиза, ты б в Прагу съездила. Там люстры продаются, стекло всякое, – говорит моя подруга – архитектор Валя Снегина. – Там купишь, тут продашь. Вот тебе и деньги. Вон сколько народу так ездят. Хорошо, говорят, зарабатывают. А остановишься у пани Ноны. Я тебе адрес дам. Там всегда наши художники останавливаются.

И я соглашаюсь. Потому что прожить на заработок учительницы, да ещё в православной гимназии, просто невозможно. Я и так свою квартиру в Крылатском сдаю, а сама с детьми в квартире приятелей, эмигрировавших в Штаты, бесплатно проживаю. Муж мой, бывший теперь, – невозвращенец, там же, где-то в Калифорнии, пиццу развозит. А я тут. Дети в школу пошли. Старшая дочь с семьёй тоже со мной. В двухкомнатной этой малогабаритке в Ясенево. Союз благополучно развалили. Демократия наступила, и надо как-то спасаться. Не все выдерживают. Году в 92-м одна многодетная в каком-то северном, кажется, городе с тремя детьми из окна выбросилась. Сначала их, потом – сама. А мне в 89-м, когда я четвёртую дочь родила, по пять рублей каждый месяц давать стали. Пособие на детей…

Ну, хватит грустить! Буду дальше рассказывать. Моя новая приятельница – бывшая невестка бывшего посла в Чехословакии – тоже эту идею поддержала. Давай, говорит, вези. А я тут продам по знакомым.

Назанимала я денег. Оделась поприличнее. Визу мне Снегина помогла сделать. И поехала. Адрес по описанию быстро нашла. А пани Нона оказалась бывшей нашей соотечественницей – из Ленинграда во время блокады по Ладоге вывезенная. Вот только как она в Чехословакии оказалась, я не очень поняла. Так выходило, что сразу за блокадой пражская жизнь началась. А где она на переводчика выучилась и как с мужем-чехом познакомилась, из её рассказа тоже непонятно было.

Весь свой небольшой трёхэтажный домик и бунгало в саду пани Нона сдавала художникам. И в большой строгости их держала. У неё была страсть – кошки. Их насчитывалось в общей сложности с вечно страдающими от рахита котятами около десятка. Им были предоставлены места общего пользования: коридоры, кухня, лестничные площадки. И только один огромный чёрный кот Барон был на особом положении. Он жил в покоях пани Ноны, и только его она кормила сырым фаршем и баловала рыбкой. Остальная кошачья братья постилась сухим кормом. Пани Нона обильно посыпала свою речь междометием «но!», означающим сокращение от «ано!», что значит «да»! Она очень полюбила меня. На удивление всем постояльцам, которых мучила режимом тёплой воды, электричества, пользования плитой и вообще присутствия в доме. Только отдельным лицам разрешалось находиться в продолжение дня, и то в подвале, рисуя, одевшись потеплее, акварели с видом Праги. Маслом пользоваться ввиду аллергии у кошек строго воспрещалось.

Пани Нона полюбила меня по двум причинам, о которых знали только мы с ней. Во-первых, у меня вообще есть такая способность: я умею слушать. Так случилось, что в первый же день моего пребывания у пани Ноны я случайно эту способность продемонстрировала. Вернувшись после заселения с прогулки, я терпеливо слушаю вот уже третий час её пространные рассказы о самочувствии рахитичных котят, ожидая, когда пани Нона всё же отпустит меня, дав ключ от моей комнаты на втором этаже. Но оказалось, что пани Нона вовсе меня не держит и, наконец, не выдержав моего внимания, она обращается ко мне со свойственной ей прямолинейностью:

– А ты что всё сидишь, всё слушаешь. Ты наверх – но! – пойти не хочешь?

…Я вчера дописать не успела. Муж пришёл – сказал, спать пора. И поэтому я сегодня прямо с утра за компьютер. Он в город, а я на лаптоп. Кстати, мне вчера кто-то обои на десктопе поменял. Наверное, младшая дочь. Синий фон; на нём вершина горы заснеженная и вот такая лунища! Уютно так, там – наверху. Очень хорошая картинка… Я даже зарядку не сделала. Вот попишу часа три и тогда сделаю. Сижу на кровати, своим одеялом укрылась. Я им сегодня мужа опять укрывала. Но чего-то он не в духе встал. По-моему, у него горло болеть начало. Может, я с моими описаниями магию монгольскую разрушаю…

Так, на чем это я остановилась. Да, на Ноне.

– Ты что, – говорит, – всё сидишь-то тут. Ты бы – но! – наверх пошла. Отдохнула бы. Я тебе там всё, но, приготовила.

А я ей:

– Хорошо, – говорю, – только ключ дайте, пожалуйста, пани Нона.

А она мне:

– Так он же там, но! – в двери!

Интересно, что у неё такой тик с этим «но» был и имя тоже на этот слог начиналось. Мне кажется, это у неё последствия блокады, когда она уже спокойно жить стала, в этом тике проявились.

Однако, даже не выдержав моего внимания, пани Нона осталась довольна тем, что я разделила её любовь к кошкам.

Вторая причина, по которой пани Нона меня полюбила, была связана с моей терпимостью к холодной воде. Встала я на другое утро, пошла в ванную, душ включила, а оттуда вода чуть тёплая, даже скорее холодная течёт. За окном декабрь, снежок реденький падает. Но ванная у пани Ноны просторная (не как у меня в Ясенево), с двумя входами и мыло – кокосовое. Я тогда впервые такое мыло увидела или унюхала, не знаю, как лучше выразиться. Познакомилась с таким мылом. Большое впечатление оно на меня своим ароматом произвело. Потом запах приелся. Его производители стали использовать всюду – в свечках, в ароматизаторах, в печеньях. Но вот это первое впечатление так и осталось во мне. Праздничное впечатление. Кроме того, я дома каждый день холодной водой обливаюсь. Приду с работы, выжатая своими первоклассниками как лимон. Почему так говорят? Давно уж в Москве сок и из грейпфрутов выжимают, не говоря об апельсинах. Лучше я так выражусь: приду с работы, как цитрусовое, своими детками-конфетками выжатая, и под душ. Водой спасаюсь. Чищу-чищу ауру. Потом упаду на кровать. Час лежу как мёртвая. Дети, мои уже дети – Нина, Маруся и Анечка – вокруг меня ходят: «Мам, – говорят, – можно мы яблочко из холодильника у Вани возьмём?» Ваня – это мой зять. Я говорю, не открывая глаз: «Возьмите, я потом верну». Ещё немного полежу – и ничего, отходить начинаю, в смысле в себя приходить. Это там, в Москве, у меня жизнь такая. А тут Прага к Ваноце готовится. Так у чехов Рождество называется. В ночь на 25 декабря. Они же католики.

Празднично. Люди идут не спеша, потому что вышли не по делам, а для удовольствия – рождественские подарки покупать. И их предвкушение тепла семейных застолий щедро разлито по городу: по витринам, украшенным снежком и перевитыми красными лентами елочными гирляндами и венками, по нарядным ёлочкам на маленьких городских площадях, где продают соломенные традиционные игрушки – всякого рода шары, вифлеемские звёзды и спирали, по подсветкам соборов и памятников. Их настроение запечаталось в запахах: ванили, кардамона, мандаринов и… кокосовых стружек.