Марвика - Моя Священная Болгария

…Я ещё раз уцелела. Третий. Бог троицу любит. Несколько лет прошло моей жизни в Чехии. Трудно с деньгами стало. И меня художники надоумили машину на себя оформить, из тех, которые перегоняли, потом её в Москве растаможить и деньги за эту «услугу» получить – шестьсот долларов. Я, подумала-подумала и согласилась. Пошла в какую-то фирму чешскую. Там шеф красивый такой, породистый мужик был. Он этот бизнес крутил. Он ещё лошадей любил, судя по развешанным фотографиям, и женщин, глядя на его реакцию на меня. Я тогда впервые подумала, что я всё за каких-то убогих, невзрачных мужчин цеплялась. Красивых, видных я почему-то вообще не воспринимала. Надо было замуж за такого вот импозантного, спортивного вида мужчину выйти. Правда, дети всё равно красивые получились – дети любви. Я ж только по любви любила. И что я всё скромничала, своей красоты стеснялась: вроде как недостатка какого-то? Всё стыдилась, когда мне о внешности говорили. А когда влюблялась, мужчин своей заботой и предупредительностью дурацкой прямо-таки наповал с толку сбивала. Прямо всем своим материнством на них, бедных, наваливалась. Ну да ладно, чего уж теперь говорить. Теперь дочерей учить на своих ошибках надо. Да вот только на чужих ошибках мало кто учится, всё на своих. Но, может им больше повезёт.

…Съездила я в Москву. Точнее, слетала. Вернулась. В аэропорту на автобус опоздала – из-под носа ушёл. Целый час следующего ждать. Сижу на остановке – радуюсь, что всё хорошо прошло. Без эксцессов и деньги заработала. Пришёл автобус. Доехала я на нём до Смиховского вокзала. С него поездочки, маленькие такие, чистенькие, в моём направлении к Бероуну ходят. Жду поезда, по вокзалу слоняюсь. Есть захотела и зашла в привокзальный магазинчик. Не помню, что купила перекусить. Стою там же, ем. И вдруг ко мне женщина подходит, между прочим, вот только сейчас дошло, очень на Милкину Тоню-бандитку похожа была. Но я тогда ещё Тоню не знала. Она ещё тогда не появилась. А эта говорит на каком-то странном чешском, но потом выясняется, что это польский.

Я тут прямо сразу расцвела. Свою сокурсницу Стасю вспомнила. Мы с ней досрочно институт заканчивали: она в Польшу возвращалась, там тогда «Солидарность» оформилась, а я на БАМ с первым мужем собралась. Стася работала в школе при посольстве учителем физкультуры. Ей было за тридцать. Но она решила математический факультет закончить, пока муж в Москве в торгпредстве работал. У неё двое детей, и она нас всех любит и опекает. Кексы, печенья домашние носит. И если кто перестаёт посещать занятия, а мы на вечернем учились, звонит, справляется, убеждает, что надо обязательно высшее образование получить. Вот почему я так обрадовалась…

Тётя, на Тоню похожая, как-то там представилась и брата своего подозвала. Рассказала, что учительницей в начальной школе работает. Я тогда совсем к ней расположилась и про Стасю ей рассказывать начала. Вышли мы из здания вокзала и в буфет с другой стороны завернули. Они меня начали угощать. Водкой. А а не пью. Так, только пригубила. Мой поезд ушёл. Следующий через полчаса. Разговоры. Приятельство. Наконец, я уж, кажется, всё им рассказала. Пора ехать. Они меня готовы от удовольствия прямо до моей станции провожать. Идём на перрон. А там киоск – кофе продают. Мне и от той пригубленной водки что-то не очень. А может, от дыма в буфете. Но голова чего-то кружится. Наверное, давление упало, говорят мои приятели, и брат быстренько за кофе к киоску сбегал. Выпила я кофе…

И очнулась в больнице под капельницей. Лицо разбитое. Денег нет. Полицейские пришли. Рассказали, что нашли меня на Главном вокзале. Очень я сопротивлялась, когда меня с перрона поднимали, а в поезде, который меня со Смиховского привёз, сумку мою нашли. Ничего не тронуто. Только денег нет. Я потом вещи просматривала и пособие для первого класса нашла – буквы латинские на верёвочке. Не мои, я уже давно в школе не работаю.

…Я сейчас одеяло взяла и снова на дверь повесила. На другую сторону его перевернула. Хочу разницу ощутить.

Та-аак, что я тут вижу? Листья светлые, цветы тёмные. Тут точно пионы. Фон тоже тёмный. Чай с молоком. По-другому смотрится моё ковровое одеяло, но опять гармонично. Мастерица его ткала, набивала. Ну а с жуком что? Он опять жуком выглядит, хотя я случайно ковёр снизу вверх перевернула. И даже более по-жучьи пропорциональнее стал. Голова поменьше, и брюшко торчащее исчезло. Его надкрылья полностью прикрыли. Ножек-закорючек добавилось: внизу крендельками подвёрнутыми ещё пара торчит, и по бокам нижней части брюшка – голени другой пары виднеются. Теперь на надкрыльях две розы. Да, вот сейчас это розы! В области верхних лапок.

Но голова! Вот этого я не ожидала. Морда на голове – вот вам и цветочек. Никакой не пион-мак-роза. А морда. Лоб шапочкой, два глаза, нос с усами, бородка, щёки, бакенбарды и уши. В целом на обезьяну похожа. Очень умную обезьяну. Два эмбриона, теперь уже не эмбриона, а перевернувшись, скорее напоминают огромные дополнительные уши черепаховой обезьяны. А на голове у неё – всё тот же Священный Символ: кружок точкой, под ним треугольник сегментом, две сигмы и фигурные скобки, за каждой из которых по букве У.

Я думаю, после всего, что я вспомнила, отвечая на свой вопрос, что я эти двадцать лет делала, что этот символ – Охранный.

Вот почему мне так хорошо лежать под этим одеялом. Я под ним от всех невзгод и сегодня спасаюсь. Как под крылом ангела-хранителя. Под защитой духов, пращуров моих монгольских. У меня и другие пращуры есть: праболгаро-еврейские. Я с ними раньше связь установила. А сегодня и эту мою кочевую, коврово-набивную кровь нашла. Пусть и эта струя в моём источнике Живой воды бьётся. Пусть и эта кровь не безымянная, названная, в моих жилах течёт.

А жук этот – обезьяна подбоченившаяся, всем гадам, которые по моей жизни прошлись и теперь их уже нет, и всем гадам, которые меня сегодня подстерегают, предупреждая, что с многодетными лучше не связываться, спокойно так, но строго, глядя им в самые глаза, говорит:

– У-У!

10 сентября 2009 г.

Димчево

Начало девяностых…

Елена решила ехать днём раньше – японские перепела, ещё сидящие в своих яичных келийках, начали попискивать. Собралась, как всегда, быстро: в одну руку пластмассовое ведро – инкубатор с крапчатыми, чуть больше напёрстка, яичками, в другую – рассаду баклажанов, остальное – в рюкзак. Путь привычный: отправление с Савёловского с пересадкой в Кимрах на кукушку до Углича, и в четыре пополудни – полустанок Красное. Потом через полотно, мимо барака железнодорожников, мимо блещущего в отдалении Волжского залива – полями – два километра до Ратманово, маленькой деревушки, затерявшейся в северном Поволжье. Только вот из московской квартиры никак не можешь предвидеть, что залив вышел из берегов навстречу тающим снегам и затопил весь просёлок.