Игорь Синицын - Северная корона

Жестом он не подозвал хозяина, но дал понять, что хотел бы еще пива, и когда тот подошел , держа на подносе большой бокал светлого «экспорт,а», попросил рассчитать его. «Danke schőn» – гулким басом прогудел хозяин, забирая шесть евро, – фразу, которую знают все русские с малых лет.

6

Остававшийся до отъезда в Констанц день Серов провел , слоняясь по Бланкенхайну. Посетил магазин фарфоровой фабрики. Накануне, роясь в стеллажах библиотеки , он нашел журнал с изложением истории этой мануфактуры. Вильгельм Шпек основал предприятие в 1790г. Уже через семь лет принял участие в Лейпцигской ярмарке . Фирменным знаком его фарфоровой посуды была голубая буква «S» под глазурью. Кроме посуды, выпускались фарфоровые курительные трубки разнообразных форм. Кое-что из продукции того времени дошло до наших дней, например, свадебный сервиз, подаренный дочери Вильгельмине. К 1816г. на фабрике трудились 155 рабочих. Бланкехайнский фарфор очень ценился, что , в частности, отмечал в своих дневниках Гете. Умер Шпек в 1830г. в возрасте семидесяти лет. Во времена второй мировой войны фабрика выпускала изоляторы и посуду для вермахта. В 1947г. (подробность вообще характерная для немецкого отношения к истории) на фабрике была открыта кухня для сотрудников, где работники могли получать горячее питание в добавление к продуктовым карточкам. А с первого июня 1948г. каждый сотрудник получал дополнительно к зарплате 40 сигарет ( радость для курильщиков и объект обмена для некурящих).

Все полки магазина были заставлены столовой и чайной посудой белого цвета без какого-либо рисунка. Не будь предстоящего перелета в Америку, Серов, пожалуй, приобрел бы для дома какой-нибудь сервиз, но таскать за собой короб с тарелками представлялось в сложившейся ситуации невозможным.

«Zur Krone» по случаю среды оказался закрытым, и ему пришлось поискать другого места, чтоб попить пива. И вскоре он такое нашел – неподалеку, на той же улице, на открытой терраске перед входом в маленький ресторанчик, где в витрине рекламировалась марка пива «Bit». «Bitte ein Bit”. И опять, в который раз уже за последние дни, он наслаждался своим сибаритством, в одиночестве сидя за круглым столиком, опустошая кружку и поглядывая на залитую солнцем улицу и парк напротив.Он думал о том, что завтра окажется на Boden – See, в тех местах которые любил и по которым скучал., желая увидеть их снова и снова. Они поедут на двух машинах, утром за ними должен заехать Мартин – племянник Инги . Ему около сорока, живет он в Konstanz, а работает во Фрайбурге в какой-то строительной компании. Странно, и Серову самому было это непонятно – некоторые города он даже в мыслях предпочитал называть по-немецки, а какие-то по-русски. Впрочем, это касалось не только географических названий.

Но, когда рано утром он проснулся и, бреясь в ванной комнате, выглянул в окно, в сад, то не увидел никакой другой машины, кроме «вольво», и расстроился, полагая, что Мартин не приехал, и отъезд отложится. Но оказалось, что он просто не заметил со второго этажа «ситроен» Мартина – минивэн, припаркованный слишком близко к стене дома. И когда он в расстроенных чувствах пил кофе на террасе, к нему из библиотеки вышел загорелый лысоватый брюнет в замшевой куртке, с крупным покатым лбом и тихим ясным взглядом карих глаз. Представившись, Мартин сказал, что приехал поздно вечером, когда все уже спали. В ожидании пробуждения остальных домочадцев Мартин принялся рассказывать о своей фирме – они строят подземные тоннели, подземные гаражи… он даже не поленился и притащил из машины ноутбук и показал фотографии, увлеченно демонстрируя воздвигаемые ими объекты.

К завтраку мутти вышла в прекрасном настроении, одетая в ярко-желтый костюм. Да, она навсегда оставляла этот дом в Бланкенхайне, но всем своим видом хотела показать, что не грустит и готова к переменам. Инге же еще предстояло сюда вернуться, чтоб докончить имущественные дела и заняться отправкой мебели в Америку.

Как ни спешили со сборами, но отъехали поздно, в десять. Он высказал пожелание ехать с Мартином. Мутти, Офелия и грингауты погрузились к Инге. День становился все жарче, солнце палило нещадно, и он чувствовал, как припекает его согнутую в локте правую руку, выставленную в открытое окно. Чем дальше они отъезжали, тем теснее становилось на автобане, перед Франкфуртом и вовсе все полосы оказались заняты, так что пришлось тащиться шагом. Выслушав по радио информацию о пробках, решили ехать через Вюрцбург. До этого Серов никогда не был в Баварии, но автобан всюду одинаков и никаких особенностей в баварском пейзаже он не заметил. Проехав Вюрцбург, решили свернуть на стоянку, чтоб немного «размять кости» и выгулять собак. Мутти по-прежнему держалась очень бодро, казалось тридцатиградусная жара не доставляет ей никаких неудобств, она оставалась в своем желтом жакете и легко поднялась по лесной тропинке на невысокий холм, поддерживаемая Ингой. За ними, поделив собак, последовали Мартин и Офелия. Серов предпочел подождать их в тенечке, присев на лавку из массивного, распиленного вдоль бревна.

Весь дальнейший путь он изнемогал от жары, от горячего сухого воздуха, врывавшегося в открытое окно, и почувствовал облегчение только когда увидел вдалеке блиставшее голубое зеркало Бодензее и шпили Radolfzell над верхушками деревьев. Увиденная картина означала не только конец утомительной поездки, но и долгожданную встречу с любимыми местами, по которым он тосковал. Скорее всего многие из них он не посетит в этот раз, скорее всего дело ограничится лишь Кonstanz, но все равно сознание того, что он вернулся на Бодензее, наполняло его сердце восторгом и радостью. Отсюда уже рукой подать до Wangen,а – когда-то тихого еврейского поселения на склоне горы, на Unterseе, в трех километрах от швейцарской границы.. Он вспомнил, как тогда , после Нового Года, выпал снег, укрыв коричневые крыши одноэтажных вилл, и тут же растаял к полудню. И едва начавшаяся зима на Boden See больше не возвращалась. Он вспомнил поездку в Stein am Rhein, в Швейцарию, где они закупили продукты к Новому Году, бродили по ратушной площади и после, переехав Рейн, взобрались на машине на вершину холма, откуда открывался незабываемый, захватывающий вид на огромное европейское озеро , чьи холмистые, украшенные хвойными лесами, берега оставались темно-зелеными в конце декабря, безо всяких примет зимы. Он вспомнил Geienhofe, дом-музей Отто Дикса, где художник провел последние годы жизни. А где-то рядом дом Гессе, куда так и не удосужился заглянуть. Он вспомнил и поездку в Меерсбург в день трех святых королей, и как они по пути заехали в Radolfzell и навестили там фрау Хельгу, жившую тогда в однокомнатной квартире в многоэтажном доме, а потом сделали остановку в Birnau, где осматривали католическую церковь с разбитыми вокруг виноградниками. Инга тогда еще обратила его внимание на солнечные часы на фасаде церкви, сказав, что католики всегда трепетно относились ко времени. В Меерсбурге , гуляя по улочкам, они то и дело натыкались на аптечные вывески, и , спросив Кенига , как ему нравится город, тот буркнул : «Zu wenig Apotheke». Целью их поездки в Меерсбург был средневековый рыцарский замок, сохранившийся в первозданном виде с подвесным мостом через пропасть, с подземным ходом,вырытым до берега озера, с колодцем-тюрьмой рядос с гербовым залом… Позже замок облюбовала для проживания известная поэтэсса Германии с трудно запоминаемым именем. Ни разу за многие столетия замок не был захвачен неприятелем. Он вспомнил краткий заезд в Mettnau, когда они с Кенигом возвращались из Кonstanz, и около часа пробирались сквозь заросли дикого кустарника и пожухлого камыша на берегу – здесь была природно-охранная зона и запрещалась какая-либо деятельность человека, здесь могла созидать только природа. Место было знаменито еще тем, что здесь находился санаторий летчиков Люфтганзы. А еще можно было вспомнить и Schienen, и Singen, где они с Кенигом навещели Ингу в больнице, куда она попала с переломом лодыжек, и вспомнить Mainau – остров цветов, и конечно Reichenau…