Игорь Синицын - Северная корона

Во время прогулки пошел дождь и он решил переждать его в соборе, до которого было рукой подать, и посещение которого так и так входило в его планы. Собор реставрировали, на время вынужденно обезобразив фасад строительными лесами. Констанцский мюнстер не мог соревноваться в великолепии со Страсбургским, или Фрайбургским, или Эрфуртским соборами, но все же был внушительных размеров и впечатлял своей аскетичной архитектурой, более свойственной протестантским храмам. «Мюнстер» обозначает, что в этой церкви служит епископ. Как и снаружи, внутри преобладал светло– серый цвет – и стены, и потолок, и колонны нефа… но витражи собрали все цвета, как в калейдоскопе, правда, сейчас они были не такими яркими –солнце, скрывшееся за тучами, не подпитывало краски. Он не застал богослужения, праздничная месса закончилась до его прихода, и внутри уже не было толпы прихожан. Среди немногочисленных посетителей , большей частью это были туристы, обращала на себя внимание группа человек двадцать, расположившаяся на скамьях , к которой обращался , стоявший рядом священник. Было видно, что это не проповедь, а вполне личная беседа, кажется, они договаривались о какой-то дате. Серов сел поодаль от них, позади., разглядывая хоры и кабинки для исповеди. К этой большой группе принадлежали еще трое – женщина лет тридцати и два молодых человека, поначалу они стояли рядом со священником, но сейчас отошли от всей компании и сели на скамью за два ряда перед ним. На женщине был серый брючный костюм и широкий белый холщовый шарф, накинутый на плечи. Она была удивительно хороша. Ощущаемая, как дыхание, свежесть чуть смуглой кожи , плавные линии открытой шеи, умное лицо, ладная фигура и море осторожной, сдержанной женственности. Такой тип женской красоты можно встретить только в Старом Свете. Это была совершенно особенная, западноевропейская красота, созданная и природой, и безукоризненным умением пользоваться дорогой косметикой и ювелирными украшениями, и , конечно, образом жизни, без сомнения хорошо обеспеченной. Ничего яркого и тем более вульгарного не было в ее облике, наоборот что-то загадочно приглушенное, но она была потрясающе пленительна и желанна. Он не мог оторвать от нее взгляда. и сожалел, что ничто в мире не может соединить их, стать причиной их знакомства и хоть какого-то сближения. Риторическая обида на несовершенство мира переполняла его. Все будет, как предписано свыше, он встанет и уйдет, вместо того, чтобы не расставаться с этой женщиной всю жизнь. Таков мир. Ваши желания – ничто. Но он не смог заставить себя уйти и дождался, пока вся компания покинула собор, и она вместе со всеми…

Дождь не переставал, сделав Констанц серым и хмурым, что, пожалуй, шло городу даже больше, чем солнечная погода. Пешком добираясь до отеля. он промок и, когда очутился в своем номере, решил , что неплохо было бы сейчас погреться в бане. Еще раньше. изучая рекламные буклеты отеля, он узнал, что на втором этаже находится сауна к услугам проживающих, без дополнительной оплаты. Как раз в это время – в шестнадцать часов, она открывалась. Серов оказался первым и пока единственным посетителем, открыв дверь своим ключом-карточкой от номера. Конечно, и здесь комфорт был на высоте. Стеллажи, заполненные белыми махровыми полотенцами в неограниченном количестве, холодильный шкаф забитый минеральной «Sprudel” в литровых бутылках с винтовыми пробками, фены, бассейн , просторная комната отдыха с лежаками и две парные – сауна и турецкая . Он прошел в сауну, устроенную по принципу амфитеатра, но не стал забираться высоко, и в ожидании пока тело покроется каплями пота, вспоминал монгольскую сауну на базе отдыха в Хялганате, на Селенге, куда на один день ездили с Чаловым. и Петькой. Там тоже встречали по высшему разряду, да и как могло быть иначе – первый зам. генерального, с гостями… Копченый хариус под пиво, жареный таймень под водочку… монголка-массажистка. Бассейн там побольше, раза в три. Да, и веники! А без веника, что за баня?

Дверь из толстого полупрозрачного стекла бесшумно открылась и в сауну зашла пара – он и она, оба голые. Высокий, спортивного телосложения, мужчина был явно старше своей спутницы, красивой брюнетки лет тридцати. Ничуть не смущаясь, а собственно чего стесняться, они взобрались повыше и довольно громко заговорили по-английски. А он, помимо того, что был поражен такой вольностью нравов, устыдился своей наготы. Ведь здесь, в отеле, они вполне могут встретиться, например, за завтраком… и как он будет смотреть в лицо этой даме , у которой сейчас вынужден смотреть на ее полную грудь, полные белоснежные бедра и на черные жесткие завитушки волос лобка. Вынужден, потому что оторваться от этого созерцания было выше его сил. Он чувствовал, как голое женское колено слева от его головы, как магнитом притягивает его взгляд, заставляет коситься туда, стараясь делать это скрытно и кратко. « К черту, многовато на сегодня эротических переживаний..» Когда в сауну вошел еще один – старик, он встал и перешел в другую комнату, в турецкую парную. Здесь он оказался в одиночестве и , наверное, был невидим в клубах пара, погруженный в них, как в густой туман. Но женская нагота, неожиданно увиденная и шокировавшая его, не позволяла сразу переключить мысли на что-нибудь иное. Ему вспомнилось другое прекрасное женское тело. В прозекторской. Он пришел на вскрытие какого-то хирургического больного, а на соседнем столе, на сером мраморе, лежала молодая женщина. Вряд ли он еще когда-нибудь видел такие совершенные пропорции, идеальные формы, она была лучше Венеры. Волнистые рыжие волосы… Никаких следов смертного тления , губы полуоткрыты. .. Ее еще не вскрывали, плоть еще не была изуродована. Стендаль был прав в выборе эпиграфа к своей лучшей новелле. « А с ней что?» – спросил он патологоанатома. «Криминальный аборт» «Твою мать…Средневековье! Ведь ей не больше двадцати пяти, наверное» « Двадцать шесть». «Твою мать… Я даже не думал, что такое еще происходит в наше время»

« Ну, ты же не гинеколог, не сталкиваешься с этим, не знаешь их статистики.».

Когда он вышел из парной в коридор, то через открытый вход в комнату отдыха увидел так взволновавшую его женщину и ее мужчину. Они возлежали на топчанах, но уже завернутые в полотенца.

Вечером, направляясь на ужин в «Dominikaner Stube» , Серов наткнулся в галерее первого этажа на ту же компанию, что видел в мюнстере. И сразу узнал молодую даму в белой холщовой накидке. Остановившись перед картиной, группа оживленно обсуждала сюжет фрески. Среди них была и невеста в подвенечном платье; очевидно, они собиралась отметить свадьбу в большом ресторане отеля. Несколько мгновений он опять полюбовался своей избранницей, и хотя это должно было быть ему безразлично, но порадовался, что это не она сейчас выходит замуж.