Татьяна Свичкарь - Двойные двери

Так топтались они у Аниной комнаты несколько минут. Елена Львовна стучала и окликала дочь всё настойчивее. Она была уже почти в панике. Уже снизу слышались шаги Маши, поднимавшейся к ним с ключом. И вдруг дверь поддалась. Её не отперли. Казалось, её удерживали в течение некоторого времени, не давая им всем войти, а потом вдруг отпустили.

Комната Ани была пуста. Видно было, что Маша и тут старалась навести порядок: всё прибрала, разложила по местам. А потом хозяйка достала что-то из тумбочки – вон, ящик выдвинут. Разбросала по туалетному столику лекарства, и…

Елена Львовна почти подбежала к окну:

– Не может быть! Вон она идёт! Как же она вышла? Ведь сидела тут, сидела безвылазно несколько дней. И шагов мы не слышали, чтобы она спускалась… Лестница же скрипит, понимаете?

Елена Львовна беспомощно крикнула в открытое окно:

– Аня! Анечка!

Но дочь была уже далеко, и услышать её явно не могла.

Аня шла от дома в сторону леса, шла размашистыми шагами, точно машина. Встань у неё на пути – снесёт. Руки её двигались тоже точно механические, в лад шагам – раз-два, раз-два. На длинную ночную рубашку Аня набросила красный халат. Она шла, не оборачиваясь, они видели только её спину.

– Да что же это? Антон Сергеевич… Её же вернуть надо…

– Смотрите, смотрите! – вдруг выкрикнула Маша.

Они увидели, как вдогонку Ане, бежит маленькая фигурка в длинной юбке.

– Это Сима.

Лёгкая Сима сразу догнала Аню, обняла за плечи, остановила, повернула. И, повела обратно к дому. Сима что-то говорила ей – голова была наклонена к голове.

– Господи, как она не боится прикасаться к ней?! – подумал Антон – Или на неё это не действует?

Они все поспешили на крыльцо, встречать Аню. Она шла, глядя под ноги, руки её теперь были сжаты в кулаки.

Потом Аня подняла голову и взглянула прямо в лицо папе Диме. И вот странно – ничего женственного не осталось в её лице. Это было искажённое страданием лицо существа, не имеющего пола. Глаза казались совсем чёрными:

– Тебя я не боюсь, – сказала она медленно, сдавленным голосом.

И пошла в дом, и все расступились перед ней. Антон заметил, что никто старается не касаться Ани. Сима, часто дыша, остановилась рядом с ним.

– Сима, – сказал он, – Давайте отойдём с вами на минутку, поговорим. Когда вы перестанете меня бояться? Что я вам сделал плохого? Мне нужно вас только спросить…

Они отошли за угол дома, туда, где кучей лежали дрова. «Зачем тут дрова? – мельком подумал Антон, – А, для печки-голландки… Наверное, они растапливают её в холодные дни…».

– Давайте сядем, – попросил Антон, выбирая подходящее бревно.

Сима опустилась напротив него, сжала руки в замок на коленях, «закрылась». На лбу её он наметил мелкие капли пота.

– Что вы сказали Ане? – спросил он, – Почему она с вами пошла? Вы знаете, куда она хотела уйти? Она так целеустремлённо шла… Сима, как вам это удалось?

Сима, наконец, заговорила. Голос у неё был сдавленным от робости:

– Аня – она ведь очень больна? С ней ведь что-то очень не так, правда? Я просто увидела, что она идёт, и глаза у неё – чёрные. Совсем чёрные, вот так бывает, когда одни зрачки остаются. И в таком состоянии она куда-то пошла. Надо было её остановить, и вернуть. Но меня сперва как к земле приморозило. А потом, когда отпустило, я и побежала наперерез.

– Вы давно тут живёте? – вдруг спросил он.

– Всегда, – сказала она, – И здесь давным-давно неспокойно. Мне дедушка рассказывал, а потом мама. Ещё Елизавета Августовна, прежняя хозяйка усадьбы… она ведь была готова с собой покончить. Когда сына потеряла по своей вине. Он был такой красивый, что девушки посмотрят – и головы у них кружатся. А как играл на гитаре, а как танцевал… Мать мечтала, что у него будет военная карьера, он останется при дворе, сделает партию, жена будет с именем, с состоянием… и вдруг он влюбляется в некую девицу без роду, без племени. Даже не дворянка – мещаночка.

Елизавета Августовна была в ужасе: «У меня невестка – по отчеству Пахомовна?» И она сказала: если сын посмеет вступить в этот брак – она бросится в реку. А они ведь очень любили друг друга – мать и сын. И Мишенька этот отступился от брака только ради того, чтобы сохранить матери жизнь. Боялся, что она действительно бросится в реку, или повесится. А потом брат этой девицы вызвал его на дуэль.

Потом… Елизавета Августовна, когда привезла сюда сердце Мишеньки… она надеялась, что сама тихо угаснет. Она ничего не ела, её невозможно было накормить. Кусочек просфоры, глоток святой воды – и всё. Но Бог длил и длил её дни. А потом духовник сказал ей, что она может искупить вину лишь одним: если до последнего своего часа будет делать разные добрые дела, – Сима коротко вздохнула, – Вот так и получилось, что Елизавета Августовна всё своё богатство при жизни успела раздать – тут вот строила для людей, то больничку, то школу, бедным жертвовала… А жила она долго… очень. И всё же я чувствую, как ей хотелось скорее уйти! Место это, что ли, на людей так действует?

Антон давно уже заметил это, но спросил девушку только сейчас:

– Сима, а вы сами – почему такая бледная?

Ему очень неловко было спрашивать. Потому что следующий вопрос должен был звучать: «А вы нормально питаетесь, не голодаете?»

Нельзя же так, в самом деле. Но Антон заметил ещё кое-что:

– Ну-ка поверните голову… Ангиной не болели недавно? Не простужались?

Сима вздрогнула и сжалась, когда на её горло легли его сухие тёплые пальцы. Быстро пробежались по шее:

– Лимфоузлы увеличены, особенно справа.

Антон и пульс ей пощупал. Частил пульс, трепыхался как у зайчишки, но всё-таки может, потому, что так боялась Сима его.

– Температура нормальная?

– Откуда я знаю, – буркнула Сима, – Вас же к Ане позвали, лечите Аню. Что это вы обо мне?

– Ане я мало чем могу помочь – её бы в клинику… А тут что делать – запереть её?

Но делать что-то было необходимо. На другой день ближе к вечеру, Антону позвонила Елена Львовна:

– Я согласна поместить Анечку в клинику. Только это должна быть очень хорошая лечебница. Чтобы Аню обследовали, чтобы понять, наконец, что с ней. Я так больше не могу, и никто не может. А Анечке хуже всех…

– Хорошо, я узнаю, куда можно её отвезти…

– Только я прошу вас – не заграница, Россия. Где-то всё-таки, чтобы не очень далеко. И – вы поедете с ней? Антон Сергеевич, я всё, всё оплачу. Сколько скажете, столько и заплачу. Аню же надо отвезти, я не могу доверить её никому чужому. Вы же понимаете… Если кто-то посторонний испытает то, что испытали мы, он просто бросит Анечку по дороге, сбежит.

У Антона упало сердце – ему тоже очень хотелось от этой миссии отказаться, но как?

– Елена Львовна, я всё узнаю, тогда и обсудим, – сказал он.