Татьяна Свичкарь - Двойные двери

Уже на следующий день Антон предложил Елене Львовне вариант – частная психиатрическая клиника в Подмосковье. Стационар. Условия – как в хорошем отеле. Но самое главное – врачи. Многие имена Антону известны по институтским учебникам. Профессионалы, им можно доверять.

Ехать удобнее всего было поездом. Вечером садишься, утром в Москве, на Казанском вокзале.

– А там я не буду брать даже такси, позвоню в клинику, и за нами пришлют машину.

– Но как вы довезёте её туда – на таблетках, на уколах? – со страхом спросила Елена Львовна.

Только Сима могла сейчас прикасаться к Ане, ухаживать за ней, как за обычной больной. Для остальных это было все равно, что сунуться прямо в Чернобыль. Аккурат в четвёртый реактор. Но не Симу же было просить, в самом деле, сделать Ане укол на дорогу?

– Не беспокойтесь, я справлюсь, – сказал Антон, внутренне содрогнувшись.

– Я дам вам свою кредитную карту, тратьте столько, сколько сочтёте нужным. Только, самое главное, чтобы врачи сказали, что с Анечкой на самом деле, – умоляла Елена Львовна.

С клиникой удалось решить вопрос очень быстро. Там готовы были принять Аню хоть завтра, и удивились только, что Антон – врач, затруднился с постановкой диагноза.

Но, в принципе, её брали, что бы там ни было – депрессия, шизофрения, психоз. Аня ещё ни разу не показывала себя буйной, и Антон почти твёрдо был уверен, что на большой дозе успокоительных препаратов, в спальном вагоне, она доедет благополучно. А прямо у поезда их будет ждать машина.

Когда Антон приехал в усадьбу окончательно договариваться о завтрашнем дне – дне отъезда, в руках у него была большая сумка. Он сказал Маше, которую встретил во дворе, что к хозяевам зайдёт чуть позже, а сейчас попросил проводить его к Симе. Редкий случай – она была у себя.

Сима вскочила со своего топчанчика навстречу им. Были на ней та же длинная юбка и кофточка – то ли растянутая, то ли с чужого плеча, на несколько размеров больше.

– Сима, – сказал Антон, ставя на пол сумку, и открывая её, – Вот тут старая собака, которую я подобрал. Вероятно, она доживает свои последние дни. Приглядите за ней, пока я буду в отъезде. Кормите чем-нибудь жидким – суп, молоко. Зубов там почти уже не осталось. Вот деньги.

Антон старался не оглядываться вокруг, но невольно задавался вопросом, как Сима может жить в этом чуланчике, в этом застенке? Полутьма, узкое окошко под потолком. Топчан, на котором какое-то тряпьё – ни одеяла, ни матраса… Что-то вроде тумбочки в уголке. Стул, с обломанным краем – сядешь, брюки порвёшь непременно.

Как она может со всем этим мириться? Ведь ей восемнадцать лет, чёрт побери, восемнадцать! Ведь жизнь должна же ей что-то обещать, а на самом деле – никакой надежды впереди.

– Сима, вы готовьтесь, завтра поедете с нами – я по дороге завезу вас в больницу, сделаете анализ крови. Думаю, у вас гемоглобин очень низкий. Слышали, в старину была такая болезнь – малокровие? А я же тут врач, я за вас всех отвечаю…

– Я всё равно не смогу лечиться так, как в старину, – буркнула она, – разной там печёнкой и красным вином. Я знаю, вы боитесь ехать с Аней. Я вам и так помогу довезти её до поезда. Не беспокойтесь.

У Антона вспыхнули щёки:

– Я вовсе не… Сима, что вы такое говорите! Кстати, давайте мерить температуру, я тут и градусник привёз.

У неё было тридцать восемь и три. Антон подумал, что надо непременно послать её завтра ещё и на рентген.

Сима увидела, как Рыжик обследует её чуланчик, пытаясь понять, где же он находится, и сослепу натыкается на все углы, и без всяких колебании взяла его к себе на топчан.

Потом Антону пришлось долго пробыть у Елены Львовны. Сначала они зашли к Ане. Воздух в комнате был застоявшийся. Теперь тут боялись открывать не только дверь, но и окно. Аня спала, но спала нехорошо. Не шевелясь, на боку, ни единого движения – как мёртвая. Наверняка у неё уже затекла рука, на которой она лежала. Лицо за несколько дней заострилось. Что будет дальше?

Антон вспомнил слова Симы, и заставил себя подойти к Ане, будто ничего нет в этом особенного:

– Вы её переодеваете? – спросил он, – Она вспотела, бельё мокрое, нужно сменить.

Он заметил, как замешкалась Маша.

– Я помогу, – сказал он, – Давайте её переоденем.

Аню посадили. Она сидела вялая, не открывая глаз. Антон назначил ей снотворные. Если бы Аня без него решила куда-то уйти, не было никакой вероятности, что домашние смогли бы её удержать. Пусть лучше спит.

Сменили постель, сменили и промокшую от пота рубашку. У Маши тряслись руки. Антон прислонился к стене, постоял несколько минут с закрытыми глазами. Ему хотелось читать молитвы. Вернее, это было инстинктивное чувство – когда захлёстывает отчаянье, нужно читать молитвы, может, и отпустит. Может. И он пересилит тот беззвучный крик, который сейчас рвался из него: «Я не хочу, не хочу быть!»

Потом Антон сидел у Елены Львовны, и согласился выпить полстакана коньяка. И рассказывал, какая хорошая та больница, куда они едут – отдельные палаты для каждого, и знаменитый главный врач, по книгам которого Антон учился в институте. И обследование, конечно, сделают за считанные дни. И лечение самое щадящее, никаких препаратов, от которых можно превратиться в зомби. И можно будет все время быть на связи, звонить хоть несколько раз в день. Он повторял это снова и снова, пока Елена Львовна не успокоилась немного, и не разрешила ему уйти.

На другой день, Антон вызвал такси, и приехал к Котовым после обеда. Аню уже одели, она сидела в кресле в гостиной. На ней было тёмное платье, такое просторное, что напоминало мешок. Видимо, Маша специально выбрала такое, чтобы надеть его прямо через голову, как можно меньше прикасаясь к девушке.

Конечно, рядом стояла большая сумка – с одеждой, со всем, что может понадобиться.

Аня посмотрела на Антона так, как будто и не было ничего, никакой болезни, как будто они продолжали начатый разговор:

– И будет меня пытать Михаил, – с усмешкой сказала она.

Антон не понял сперва, а потом сообразил. Клинику возглавлял Михаил Николаевич Гаврилевский. Занимался ли он лично больными?

– Да только Михаил сам испугается, – продолжала Аня, – Я ведь всех знаю, кого он искалечил. Поговор-и-и-им, – распевно пообещала она.

– Сима! – крикнула Маша.

Прибежала Сима, прижала Аню к себе, стала укачивать, как маленькую. Она продолжала придерживать Аню, когда Антон сделал ей укол. И вот странно – пока Аню удерживала Сима, Антон не испытывал того удушающего состояния тоски и ужаса, которое уже было ему знакомо. Что-то такое он чувствовал – но было легче, гораздо легче.

Лекарство начало действовать. Глаза у Ани стали закрываться. Антон с Симой вдвоём довели её до машины. Посадили на заднее сиденье6