Татьяна Свичкарь - Двойные двери

– Я сяду рядом с ней, – сказала Сима, – Вы уж впереди…

Она тоже сегодня выглядела необычно. Умыта, гладко причёсана, платьице с воротничком где-то выискала. И бледная была, как тот воротничок.

– Держится температура?

– Я выпила те лекарства, что вы мне оставили, – уклончиво ответила она.

У больницы остановились буквально на пять минут. Антон боялся оставлять Аню надолго. Он сдал Симу с рук на руки дежурному врачу, которого хорошо знал, с которым раньше работал. Попросил взять анализы, сделать рентген и на такси отправить домой.

– А если что-то серьёзное – кладите, – шепнул он так, чтобы Сима не слышала, – Мне отзвонитесь тоже…

Потом они сидели с Аней на вокзале, и те кто проходил мимо, Аню наверное, принимали, за утомлённую дорогой пассажирку. Которая, в ожиданье пересадки, готова прикорнуть вот тут, прямо на вокзале, в уголке.

Когда объявили их поезд – на Москву, Антон нагнулся, чтобы разбудить Аню, и тут в кармане рубашки завибрировал телефон. Несколько минут у него ещё было:

– Да, – откликнулся он, – Слушаю, да…

Звонил тот самый врач, которому он оставил Симу, и голос у него был напряжённым:

– У твоей знакомой – острый лейкоз, и как она ещё на ногах держится с такими показателями – уму непостижимо.

– Так кладите её немедленно, можете это сделать? Документы, какие надо, я через два дня все привезу.

– Сейчас прямо…. Кого я тебе положу? Она написала расписку, и сбежала из больницы.

– Как, сбежала?

– Ногами! – окончательно рассердился дежурный врач, – Я даже такси не успел ей вызвать.

В мягком вагоне пассажиров ждали как дорогих гостей. Проводница – подтянутая улыбчивая блондинка средних лет – негромко называла номер купе, подсказывала:

– Второе по коридору.

А там уже всё готово было. Застелены постели, больше напоминающие уютные диванчики, на столике – наборы с ужином, свежие газеты.

Аня была ещё под сильным действием препаратов. Она прошла и легла. Антон едва успел взять одеяло с постели, чтобы потом её же укрыть. Он устраивал сумки – большую Анину и лёгкую спортивную свою, раскладывал вещи, переодевался – Аня спала, и можно было не выходить в туалет, переодеться прямо здесь.

А в голове были неотступные мысли про Симу. Как она добралась домой? Были ли у неё деньги на дорогу, или она вышла на трассу – дяденька, подвезите Христа ради? Доехала ли благополучно?

Потом пробудился в нём врач, и он стал думать, что делать по приезде. К кому обратиться, в какую больницу её устроить. Слишком хорошо он понимал, что пустить всё на самотёк нельзя, что если привезти Симу и просто сдать в отделение гематологии – даже если ему удастся уговорить её всё-таки лечиться, то она – безответная, не умеющая ни спросить о себе, ни настоять ни на чём, умрёт там очень быстро. Спросу за неё никакого не будет – сирота, почти бродяжка.

Значит, надо искать тех, кто не отнесётся к ней равнодушно, надо сноситься с какими-то фондами. Симе должны помочь, ведь она ещё почти ребёнок, по юным своим годам подходит под разные программы. Надо вернуться скорее, взять её за руку и прямо тащить лечиться. У неё должен быть шанс.

Он думал и о том, где взять денег, которые неизбежно понадобятся, с кем из своих друзей-врачей снестись по приезде, кто сможет подсказать хорошую больницу, где в самом даже тяжёлом случае от Симы не открестятся, а будут пробовать на ней разные экспериментальные программы.

А затем его мысли потекли совсем уже странно. Сначала он подумал о том – догадывалась ли Сима, что с ней что-то не так? И знает ли, понимает ли она теперь в полной мере, как опасна её болезнь? И, отказавшись от лечения, осознаёт ли она, что в таком случае, неизбежно умрёт?

Юные обычно думают, что они бессмертны. А если мысли о конце приходят Симе в голову, то как ей думать об этом? Никого из близких, ни копейки за душой. На кого ей надеяться, кто возьмёт её похороны на себя? Тётя Маша? Поможет чем-то папа Дима? Каково ей будет самой, в восемнадцать-то лет, думать о том, что на неё наденут после, и из чего заплатить тем, кто будет провожать её в последний путь.

Много раз люди доверялись Антону, полагались на него полностью. Взять хотя бы то, что человек с полным доверием ложится к тебе на операционный стол. Ты отвоёвываешь его у смерти, и выхаживаешь после – беспомощного. Буквально учишь заново стоять на ногах, ходить… Но никогда ещё не было у Антона чувства, что он причастен к судьбе, ответственен за жизнь настолько беспомощного существа… И при этом Сима была будто в чём-то его сильнее. Ни разу не заметил он в ней внутренних колебаний – подойти к Ане, обнять её, ухаживать за нею. А как это мучительно было ему!

Начинало уже темнеть за окном. Антон приподнялся, чтобы включить светильник над постелью. И увидел, что глаза Ани открыты, и она смотрит на него. Причём смотрит как раньше – испуганным страдающим взглядом. И лоб её покрыт мелким бисером пота.

Он рывком нагнулся над ней:

– Как вы себя чувствуете?

У Ани глаза вскипели слезами:

– Антон Сергеевич, мне так плохо! Я так устала! Сделайте что-нибудь, я больше не могу!

– Но скажите же мне, что значит «плохо»? Что вы чувствуете?

– Я как будто давным-давно не спала…

– Но вы только что проснулись.

– Я не сплю, Антон Сергеевич, не сплю – я будто в чёрную яму проваливаюсь. Знаете, вот когда болеют тяжело и борются за каждую минуту, за каждый вздох, когда думают – скорее бы ночь эта кончилась, увидеть бы день ещё хоть раз. Так я хочу выбраться из этого омута, о котором вы говорите – «сон». А когда я просыпаюсь, это снова не я. Точно что-то вытесняет меня, и душит, душит… Мне самой не остаётся места. И опять сознание тонет – в темноте. Что это, Антон Сергеевич?

– Анечка, уже через несколько часов мы будем в больнице. Там вам смогут помочь, обязательно. Вы только постарайтесь не сопротивляться. Всё, что вам будут говорить – надо исполнять.

Она закрыла глаза и снова прислушивалась к ощущениям внутри себя. На лице её было выражение муки.

– Вы, может быть, хотите поесть? Или пить? Чаю? Вы давно не ели.

Голова её качнулась на подушке:

– Нет, нет…

И ещё она открыла глаза, и ещё спросила:

– Антон Сергеевич, а если мне уже никто не сможет помочь? Так ведь я больше не могу – как сейчас. Вы врач, подскажите мне, как легче можно умереть?

– О чём вы думаете, Анечка?!

Аня повернула к нему голову, и он увидел, как глаза её начинают наливаться чернотой. Так бывает в летний день, когда на солнце набегает туча, и сразу темнеет всё вокруг. Антон поспешно отнял руки, которыми придерживал Аню за плечи.

Аня медленно села, смотрела в окно. Её лицо менялось. Тени ли это были от вечернего света? Ничего не осталось робкого, мягкого в её лице, как было только что. Теперь оно казалось холодным, застывшим.