Елена Поддубская - Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2: Колхоз. Часть 2

Казах, не обращая внимания на добрый взгляд Армена, обидчиво покачал головой:

– А, да шито ты понимаешь? Моя Берик – лучший верховой кон. Он насытыящий арабский жеребес, – обида была недолгой, и парень снова оживился: – Алытай зынаешь? Барнаул? Вот. Там его мама и папа жил. А потом кы нам пыриехал. У нас во Прунзе есть маленький конзавод.

– А это что за порода? – Армен понял, что если не оторвать Серика от воспоминаний, то загрустит наездник к вечеру, а то и начнёт хандрить.

– Этот – хароший лошад. Он верховой был. Видишь какой крепкий капыта? Холка дылинный. Ноги – сильный, жилы такие – ух!

– Да какие там жилы: коленки, как у нашей тёти Ани в общежитии на проходной – толстые и больные, – Малкумов ощупал бабки кобылы.

– Ты тошно гылупый-гылупый, бырат Арымен, – обиделся Серик, следя, не больно ли Марусе, и даже брови свёл, что делал крайне редко. – Эта лошад был ошен силный, когыда молодой. Тележка возил, наездник возил. А теперь – картошка возит. Бедыный.

– Кстати, о картошке. Пора уже везти её, пока нас Сильвестр Герасимович, он же Сталлоне, как Му-Му не утопил, – Армен засмеялся, не замечая наблюдавшей за ними Горобовой. Поэтому даже вздрогнул от её голоса:

– И что вам мешает это сделать, Малкумов?

Армен, быстро развернувшись с не вынутыми из карманов руками, качнулся, потеряв равновесие. Но, увидев, что начальница миролюбива, осклабился:

– Бригадиров нэт, Наталья Сергеевна. Ждём, – объяснил кавказец без всякой натяжки, улыбаясь, словно речь шла не о работе, а об удовольствии.

– Куда они подевались? – оглянулась Горобова по сторонам, высматривая среди прогуливающихся по территории парочек Поповича и Зубилину.

– Леночка пошла зубы чистить. А Саня ещё ест, – пояснил кавказец.

Горобова молча кивнула, удивлённо отметив про себя, что Армен уже успел переодеться: до обеда он был на поле в тяжёлой куртке и коротких шароварах, которые достал парню его одногруппник хоккеист Соснихин ещё до выезда из Малаховки.

«Ему бы сапоги в первую очередь дать», – поёжилась Наталья Сергеевна, вспоминая, как торчат из-под шаровар щиколотки грузина, а кроссовки утопают в грязи. Махнув, что всё поняла, она пошла в сторону столовой. Уже отойдя от ребят подальше, декан вдруг на секунду остановилась:

– Армен!

– А? – кавказец, не спускавший с неё глаз, ответил с готовностью.

– Передай Галицкому, чтобы про «Сталлоне» я больше не слышала. Усёк?

– Юрок тут ни при чём, Наталья Сергеевна.

– Не умничай, – ответила Горобова снова на ходу и не столько ребятам, сколько себе. – Знаю я, откуда у каждой клички ноги растут. Если Эрхард про себя такое услышит, норму нам по сборке точно увеличит. «А мы и с этой никак не справляемся», – задумавшись, Наталья Сергеевна замешкалась перед входом в столовую и тут же получила дверью по лбу. Вопреки строгому закону строить в российских деревнях дома с дверью, открывающейся вовнутрь, эта распахивалась наружу. Пленные немцы или не учли возможность сильных снегопадов, таких, при которых в Сибири иной раз заметало дома под самую крышу и о каких они в Германии слыхом не слыхивали, или, что было вероятнее всего, прикрепили дверь согласно правилам противопожарной безопасности: изнутри наружу, чтобы проще было покинуть помещение, выбив её ногой.

Ойкнув, декан схватилась за голову. Попович, сытый и расслабленный после еды, толкнул дверь с такой лёгкостью, словно она была не из массивного дерева, а из пластика. Увидев на пороге Горобову, он ойкнул в свою очередь:

– Простите, Наталья Сергеевна. Я вас не зашиб?

– Попович, ну ты и медведь! Поаккуратнее нужно. Дверь тебе не штанга, – Горобова тёрла ушибленное место.

– Я не нарочно, Наталья Сергеевна, – Саша улыбался; было заметно, что он расценил слова декана как комплимент.

– Ладно уж, чего там… Не убил, и то спасибо. Иди! Вон тебя уже лошадь заждалась. То есть, я хотела сказать, Шандобаев и Малкумов. То есть мешки. – После удара по голове женщина никак не могла сосредоточиться.

– Сейчас, мигом, – откозырял штангист. В спешке не соблюдая этикета, он грузно шагнул в открытую дверь и наступил женщине на ногу.

– А-а-а! – Горобова присела на одной ноге, подтягивая другую. Ощущение было такое, будто стопа раздроблена. Не удержав равновесие, она стала падать. Кто-то подхватил её сзади.

– Саня, ты глаза-то разуй! – раздался голос Лыскова. – Мало нам Николиной?

Саша, нервно дергая мышцами лица и тела, стал неуклюже извиняться.

– Да ладно, иди уже, – махнула рукой Горобова, опустив лицо; на глазах выступили слёзы. – А вы, Павел Константинович, помогите мне зайти, – приказала она.

– С превеликим удовольствием, – Лысков попытался взять женщину под руку, но она одёрнула его.

– Что значит «с превеликим удовольствием»? Я вам фамильярничать не позволяла, – краснея, Горобова оглянулась на Поповича. Но тот уже топал к телеге широкими шагами, раскачиваясь на ходу. «Ну точно медведь», – усмехнулась Горобова, морщась от боли. Так, опираясь на плечо мужчины и сильно прихрамывая, она добралась до лавки ближайшего к выходу стола.

В столовой почти не было народа: первая смена уже поела, вторая пока не пришла. Заметив декана и Лыскова, тётя Маша колобком выкатилась из кухни:

– Ой, это что это такое с вами случилось, Наталья Сергеевна? Ушиблись никак?

– Уймите её, – тихо попросила Горобова. Павел Константинович кивнул.

– Тёть Маш, чего расшумелась? Всё нормально. Просто Наталье Сергеевне захотелось опереться на крепкое мужское плечо, – пошутил он.

В другой раз на такую фривольность Горобова гневно сверкнула бы глазами, но теперь не стала: уж очень сильно болела нога.

– Принесите мне поесть, – попросила она растерявшуюся повариху. А когда та поспешно уковыляла, всё же покачала головой: – Язык у вас, товарищ Лысков, без костей.

– Так он и должен быть без костей, Наталья Сергеевна. Уверяю вас как анатом, – Павел Константинович кивнул на сапоги женщины. – Давайте посмотрим.

– Ну вот ещё! Нашли место, – выпрямилась она, отвергая всякую помощь, но, заметив, что мужчина собрался уйти, добавила: – Давайте уже после обеда. Подождите меня на улице, пока я поем. А потом пройдём в барак и там посмотрим.

– Болит? – тут же простил её Лысков.

– Да. И, как мне кажется, ногу уже раздуло. Так что обувь тут снимать не буду – потом не надену.

– Ну да, правильно, – согласился Лысков и пошёл к выходу. – Приятного аппетита. Я минут через двадцать за вами приду. Пойду помогу этим обормотам мешки сосчитать. А то сила-то у них есть, а вот с остальным, – костяшкой пальца он постучал себе по голове.

– Туда сейчас Зубилина придёт! – крикнула вслед Наталья Сергеевна, намекая, что волнения преподавателя беспочвенны, и заулыбалась, как только дверь за ним закрылась. Отчего-то и вправду захотелось быть слабой и защищённой.