Владислав Блонье - На волне

Miss Elise, оставшаяся в положении третьей лишней, развалилась на заднем сиденье и тщательно отыгрывала роль дурно воспитанной Лолиты. Даже надувала пузыри из жвачки, чего обычно не делала. Вот вам!

Но долго дуться у ней не получилось. Слишком солнечный стоял день, слишком ярко синело небо, чтобы молодая здоровая девчонка могла долго выдерживать себя в дурном настроении.

Скоро они прибыли на ферму. Её хозяин – молодой, недавно женившийся мужик, был удивительно не похож на грека: рослый, рыжий, синеглазый, с лицом и руками, густо усыпанными веснушками. Если бы его не звали Кристо, можно было подумать, что его зовут как-то вроде Торбьёрн, настолько он был похож на северянина. Кристо вёл хозяйство со своей женой и её младшим братом – темноволосым мальчишкой лет шестнадцати. Юный шурин фермера потешно любезничал с младшей гостьей на греко-англо-русском суржике. И козий сыр и домашнее вино действительно были прекрасны. Словом, прекрасно было решительно всё.

Кроме одного.

…Они заночевали на гостеприимной ферме. Лиза спала в мансарде вместе с матерью, но среди ночи проснулась и увидела, что осталась в комнате одна. Она подождала пять минут, решив, что мать вышла в туалет, но её не было. Лиза смекнула, куда она могла деваться. Накинув футболку на голое тело, она осторожно спустилась вниз, прошла босиком через двор и вышла за ворота.

Горячая ночь приняла её, точно морские воды. Лиза шла по дороге – босая, почти нагая, испытывая чувственное удовольствие от единения с избыточно щедрой природой. Она вспомнила, что море неподалеку, и решила сбегать искупаться, но тут её слух привлёк еле заметный шорох в зарослях.

С сильно бьющимся сердцем, прячась в тенях, девушка прокралась туда, уже догадываясь, что увидит. Да, они были там. Мать и Олаф. Нагие, точно боги, демоны или первые люди, и столь же бесстыдные и прекрасные, они творили действо любви. Мать стояла на одной ноге, высоко подняв другую, одной рукой обнимала ствол чинары, а другой – шею Олафа. А тот, придерживая её поднятое бедро, входил в неё. Раз-два. Вперёд-назад. Лиза видела, как блестит лак на пальчиках ног матери, слышала их тихие стоны и сбивчивые междометия. Она смотрела на них, и её разрывали противоречивые желания: провалиться сквозь землю (мягкий вариант – бежать прочь со всех ног), смотреть на это и слушать эти звуки пылающими от стыда ушами и… быть на месте матери. Нет, она не испытывала к ней ревности, которая заставляет браться за нож или пузырёк с кислотой. Но ей хотелось, чтобы сильные руки скандинава обнимали её бедро и талию, а его жезл любви вошёл бы в её девственное лоно.

Лиза не помнила, долго ли она стояла, затаив дыхание и грызя кулак. Не помнила, как оказалась на ферме, но вернулась раньше матери, это точно. Она тщательно вымыла ноги – чтобы мать, увидев её грязные пятки, не догадалась, куда она бегала ночью и что видела – и потом заснула, как убитая.

На следующий день леди вернулись в отель. На прощанье мать, уже совершенно не стесняясь дочери, обняла и поцеловала Олафа. Следующую ночь Лиза провела в отеле одна, дав матери честное слово, что не будет шляться по улицам. И следующую тоже. И все прочие, оставшиеся до отъезда – потому что влюблённая мамочка проводила ночи в объятиях Олафа: то на его вилле, то на ферме Кристо. Лиза сдержала обещание и не шлялась ночью по улицам. Она купила свой «сап» и по вечерам отправлялась в море. Раздевшись донага, она носилась на доске по волнам, точно нереида. Потом, смыв пот в тёплом море, ложилась на доску и ласкала себя, воображая то Олафа, то фермерского мальчишку. Она возвращалась в отель уже под утро.

* * *

– Ты можешь мне это объяснить? Просто скажи – почему?

– Мама, я уже говорила. Я просто не хочу. Да, Санторини прекрасный остров, ну просто рай на земле, а Олаф в нём прекрасный принц, и он станет мне отличным новым папочкой, но не хочу тут жить, понимаешь ты это? Не хочу мешать расцвету вашей юной любви, вот и всё!

Мама вздохнула.

– Детка, я понимаю. Я всё-всё понимаю. Но… пойми и ты. Мне не восемнадцать, мне тридцать восемь. И мне уже трудно найти мужчину… понимаешь, мужчину, а не блудливого козла вроде сама знаешь кого, или сопляка, или стареющего лузера, или борова вроде того, помнишь – «э, девчонки, чё такие скушные?»… – она заговорила в нос, очень похоже передразнивая толстопузого ловеласа, и обе рассмеялись. – А я всё-таки женщина, а не старушка, понимаешь? – Лиза кивнула и покраснела, потому что очень хорошо это понимала.

– И тут – Олаф! Как сказочный принц! Лизок, пойми, такой шанс выпадает раз в жизни, и то не каждой! Если я буду тянуть, не говоря ни да ни нет, он подумает – а зачем мне такая ломака? Он ведь тоже не мальчишка, которого можно водить за нос и френдзонить…

– Мамуля, киса, рыбка, чижик, разве я что-то имею против?..

– Ну… не знаю… Не прошло и месяца, после встречи, как мы собрались под венец…

– Мама, ты всё правильно делаешь. Я рада за тебя. Честно-честно-честно! Но я не хочу переезжать в Грецию. Во всяком случае, пока. Ма… пойми и ты меня, я хочу пожить самостоятельной жизнью, ты не против? Когда соберусь замуж, то обязательно позову вас с папочкой Олафом, а рожать буду в Греции, чтобы мой будущий бэби имел право на гражданство страны Евросоюза. Но пока поживу здесь, ладно?

Мать грустно улыбнулась и обняла Лизу. Она понимала, почему дочь боится жить с Олафом на одном острове…

Промелькнуло лето, ставшее для Лизы первым летом юности. Главным событием его стала свадьба мамули и Олафа. Свадьба была такая, какую Лиза хотела бы и себе: многолюдная, роскошная, весёлая и непринуждённая. Damned serious Олаф свою важность оставлял в офисе, а вне работы был дьявольским выдумщиком. Именно ему принадлежала идея провести церемонию регистрации брака на воде, точнее, на SUP-boards. Зрелище было незаурядное. Молодая невеста поддёрнула платье по самую «не балуйся», а жених и чиновник, регистрирующий брак, подвернули брюки. Лиза с детским злорадством поджидала, как кто-нибудь из них кувыркнётся в воду, но обошлось.

Основное гулянье было на ферме Кристо. Всего на свадьбе побывало с полтысячи человек: родственники Олафа, его друзья по работе, какие-то полузнакомые и ужасно позитивные греки. Со стороны невесты были только мамулины родители и её старенькая бабушка, Лизина пра, а ещё – четвероюродная Лизина тётка с толстым мужем, двумя дочками-близняшками четырнадцати лет и семнадцатилетним гамадрилом-сыном, который решил, что непременно соблазнит дочь новобрачной. Однако он провалил испытание силы и ловкости, когда хитрая кузина спровоцировала его на гонки на sup-boards и, отплыв на морскую милю от берега, невзначай перевернула его доску. Это было бы не так фатально, если бы лизин пятиюродный брат плавал чуть получше топора, или хотя бы не постеснялся закрепить на ноге страховочный канат, соединяющий пловца и доску. В результате он доставил своей дальней родственнице немало весёлых мгновений, когда барахтался посреди моря и вопил «Помогите, пожалуйста!». Лиза помогла ему выбраться из воды, но об отношениях, помимо родственных, он более не помышлял.