Татьяна Свичкарь - Уходить будем небом

Заметив, стоявшую в дверях Саньку, они тут же меняли тон и начинали фальшиво улыбаться:

– Шурочка! А поди сюда…. Сейчас торт печь будем.. Хочешь научиться крем делать и всякие розочки-листочки из него?

И Санька послушно и сосредоточенно помогала раскатывать тесто, вырезала кружочки и звёздочки для печенья специальными формочками, смотрела, как тётя Наташа миксером сбивает густой желтоватый крем.

– А потом мы наберём его в шприц, и будем вот так выдавливать цветочек, – приговаривала тётя Наташа.

У неё все получалось удивительно вкусно. Санька ела у неё даже окрошку, которую никогда не пробовала дома – что за глупость мешать огурцы, лук, картошку и колбасу и заливать всё это шипучим сладким квасом?

– Смотри, как красиво получается, – приговаривала тётя Наташа, «рисуя» шприцом на торте настоящий цветник.

И тут начались новости по областному каналу. Молоденькая дикторша, взволнованным голосом сообщила, что сегодня скончался известный журналист, редактор городской газеты Александр Петрушин. Причиной смерти стал сердечный приступ. Известно, что несколько недель назад у него похитили дочь. Несмотря на работу правоохранительных органов и волонтёров, девочка ещё не найдена.

Дикторша перешла к другим новостям. Побледневшие женщины переглянулись, а Санька зажала руками рот, потому что оттуда рвался плач, похожий на крик. Ей уже несколько раз говорили: «Нельзя тут шуметь, деточка, нельзя».

Никто не освободит её из заколдованного дворца. Её рыцарь, её папа умер…

И тогда же, невидимым никому зёрнышком, но которое обязательно взрастёт и даст плоды – поселилось в её душе желание освободиться, сбежать во что бы то ни стало… И если даже она кого-нибудь убьёт, то так им и надо – за папу.

Заколдованная она была принцесса или нет, но жизнь Саньки потекла в заточенье. Из домика её женщины старались не выпускать. Они обмерили её сантиметром, который был у тёти Наташи, и сказали кому-то её размеры. Саньке привезли немного одежды – судя по этикеткам, купленной в дорогом магазине. Бельё, симпатичные платьица, колготки, куртку, сапожки и туфельки…

Обе женщины привязались к ней всей душой. Они учили её тому, чему учат в начальной школе – читать, писать, считать. А больше ничего они, наверное, и сами не знали. Или знали, да позабыли. Они заплетали ей косички. Иногда, рано утром, пока все, кроме охраны, в доме ещё спали, кто-то из женщин выходил с ней во двор погулять:

– Нельзя же ребёнку без воздуха!

А если кто-нибудь должен был зайти в кухню – Саньке приказывали укрыться в дальней комнате. Даже если это был кто-нибудь из работников. Тележку с едой нагружали в кухне, а дальше прислуга уже везла её в дом. Тётя Наташа и тётя Марьяна старались сделать так, будто Саньки и вовсе нет – говорить не о чем.

Вина ей больше никогда не наливали, но по воскресеньям специально для нее пекли что-то сладкое, а на её день рождения, который припадал на тридцатое августа – ей накрыли стол. И был торт, и была кукла Барби с целым ворохом приданого – разными там платьицами и сапожками.

Потом наступила осень. То, что было у Саньки дома, сам её родной дом – всё это стало отходить куда-то в прошлое, и вспоминалось уже как сквозь какую-то дымку, пелену.

Во дворе росло несколько ёлок, и они не менялись, всегда оставались зелёными но иногда сюда залетало несколько листьев – золотых или красных. А один раз Санька со щенячьим восторгом увидела, как пролетел в небе клин птиц, собиравшихся в теплые края. Он был такой чёткий, как галочка в тетради. Только вся это «галочка» махала крыльями.

Теперь ранним утром, когда они гуляли, было ещё совсем темно. И Саньку одевали всё теплее. Поверх колготок штанишки, поверх кофточки – пальто. И «трудную» тугую пуговицу от шапочки тетя Марьяна застегивала ей сама.

А потом пошёл снег – не виданный с прошлой зимы. То есть целую вечность назад. И можно было рассматривать снежинки, падавшие на рукава пальто, дивиться их совершенно красоте. И слушать, как тётя Марьяна рассказывает сказку про Снежную Королеву. И опять ей казалось «похоже» – Санька как Кай была заключена во дворце, стоявшим где-то на краю света. Только Кай – вот дурак! – даже не хотел оттуда бежать.

Перед Новым годом тётя Марьяна отлучилась на денёк, и Санька изо всех сил помогала тёте Наташе на кухне. А вернулись Марьяна – с маленькой ёлкой и большим пакетом. Принесла невесомые блестящие игрушки, золотой и серебряный дождь, хлопушки с сюрпризом. И большущую куклу, пахнущую какой-то сливочной резиной, такую нежную, мягкую – ручки как живые. Пальчики. А волосы розовые.

И хотя Санька по-прежнему обрадовалась бы больше книжкам со сказками (а в душе вообще мечтала о котёнке) – такая кукла, которая и выглядела как девочка – в отличие от Барби с её прожжённой красотой – пришлась кстати. С такой большой куклой уже было можно разговаривать как с подружкой.

И частенько женщины, заглянув к Саньке в чуланчик, заставали теперь сцены, когда они сидела с куклой в обнимку, или, посадив её на колени (она назвала её Настей), что-то ей увлечённо рассказывала.

На глаза у тёти Наташи наворачивались слёзы. Она смахивала их ладонью и шептала: «Вот зверь!»

Санька уже знала, кто «зверь». Невысокий, и какой-то широкий дядечка, с абсолютно лысой головой. Она видела его в окно. Он приезжал на самой большой машине. Дядечка никогда не задерживался во дворе, тут же проходил в дом. Зато все вокруг сразу начинали бегать. Прислуга, Санька знала этих женщин по именам – вот та, светленькая – Катя, а вот эта, со жгучими чёрными глазами – Зоя. Катя или Зоя прибегали, чтобы нагрузить на тележки кастрюльки и приборы. А тётя Наташа и тётя Марьяна почти не отходили от плиты и от кухонного стола. Бесполезно было тогда просить их поиграть или рассказать сказку.

Один раз, когда тётя Наташа второпях сильно обожгла руку – со сковородки брызнуло раскалённое масло, Санька не выдержала и спросила:

– Ты почему его так боишься?

Ей самой уже несколько раз велели «прятаться с глаз долой» когда приезжает хозяин.

Тётя Наташа тогда лишь плечами смущённо пожала. Она смазывала покрасневшую руку «Пантенолом», долго смазывала. Ждала пока Санька отойдёт – со своими вопросами и с глазами, которые смотрят прямо в душу.

Так время и шло. Будь Санька постарше – неизвестно как бы она себя повела. Может быть, замыслила и осуществила бы побег. Хотя сделать это было трудно – дом охранялся дни и ночью. Но нет более внимательного и – вместе с тем – терпеливого ожидания, чем у узника. Он готов воспользоваться даже малейшим просчётом тюремщика.

Однако Санька ещё не имела такой внутренней силы. Она была маленькой, она привыкла подчиняться. И пока она сильнее всего тосковала, если кто-то – тётя Наташа или тетя Марьяна – уходил в отпуск. А вернувшись, они рассказывали друг другу о семьях. У тёти Наташи были взрослая дочь и внучка, у тёти Марьяны – сын, который вот-вот должен был жениться, и Марьяна копила деньги к свадьбе.