Геннадий Мещеряков - На страницах юмор, шутки, а в душе тоска. Книга в трех частях

Престарелая калоша Ильинична при встрече сразу совала тысячную купюру:

– Ну, не томи, говори.

– У твоей подружки из отделения дороги, – перебирал он губами, – сегодня дежурил поездной диспетчер Сидоренко. Застал его в зеленых трусах в красную полоску. Семафор, блин. Лопнула труба, и вода набралась даже в ботинки. Эти двое не слышали, уточняя графики движения…

А в доме, где магазин «У Алика», с пятого этажа сиганул в окно фермер Черногрудов. Застукал бабу муж.

– А фермер?

– Фермер? На удобрения.

Вот такой приблизительно информацией и потчевал любопытных Вася – сантехник. Бесплатно докладывал об увиденном и услышанном только начальнице ЖКХ Марфе Никитичне, которая смотрела на его выходки сквозь унизанные золотом пальцы.

Не все коту масленица, оторвали Ваську от кормушки. Сначала его обнаглевшего оттаскала за уши никогда не спавшая одна повариха Анька. Потом спустила с лестничной клетки встретившая мужа после плавания и не открывавшая долго дверь парикмахерша Тонька. А тут в промозглое хмурое утро позвали к предпринимателю Петькину: откормленные и отсиженные зады развалили унитаз. А веселье только разговлялось.

В одном из чуланчиков, и надо же было такому случиться, наткнулся на Марфу Никитичну, которую уже опрокидывал горбоносый мужик.

Вот и все: откапали денежкой краны, отзвенели монетками шайбы, вымели Ваську – сантехника из ЖКХ. Теперь, говорят, пасется в стаде литераторов, поголовье которого постоянно растет на зависть фермерам, и пишет воспоминания « Золотая капель, или жилкомхоз».

Арматурой что ли громили этот бывший дом печати хулиганы: ни дверей, ни окон. На облицовочных плитах кровавые следы кирпичных ударов. Черные проемы кажутся вопящим ртом. И только чудом удержалась на планке фрамуга, ухом торчащая в кабинете старого редактора.

Опираясь на деревья, здание стоит под боком у пруда, где не затихает лягушачий гала – концерт. Может быть, и поэтому оттопырила ухо фрамуга. Тоскливо. Только ветер с воем гоняет по пустым коридорам и цехам обрывки бумаги – хуже песен попсы.

Не в сорочке родилось здание – в облицовочных плитах. Не везло ему с первого кирпича. По небрежности или с похмелья, думая, что продолжают строить насосную станцию на трассе Саратовского канала, опустили его строители ниже проектной отметки и зеркала пруда на целый метр – а чего мелочиться. Забыли они закон о сообщающихся сосудах. Не клиенты – вода пришла первой к печатникам. Точнее, сначала обследовали для себя жилплощадь лягушата, приведя в восторг впечатлительных девиц. Одну из них долго отхаживали мужики с красными крестами на спинах. Порфирьевич из сельхозотдела обозвал их пауками – крестовиками.

Воды было столько – в ботинках не пройдешь, только по настилам.

Укладывали их наспех: по камешкам, по кирпичикам, мать вашу. Как результат, поскользнулась корреспондент Козлова, сломав сразу руку и ногу. Ущерба для редакции никакого, так как писала она в основном подписи к фотоснимкам. А известности хотелось.

Утром услышала по радио сообщение о том, что ее братья Иван и Гаврила, угнали самолет из сопредельной страны, а ведь начинали с трехколесных велосипедов.

Поспешила к редактору газеты с вестью о своей известности и вот… кричала так – лягушата с перепугу в щели забились.

В тот год снова была засуха в Заволжье. Степь до самого устья Узеня покрылась паутиной трещин. Решили проектанты: зачем зданию в засушливой зоне крыша коньком. Пойдет и плоский вариант. Не были они провидцами. С приходом волжской воды по каналу и строительством водохранилищ изменился микроклимат в степи, в гости к Узеням стали наведываться дожди. Часто ливневые. Целый водопад обрушился с крыши в предзимье. Обледенев, рухнула водосточная труба, рассчитанная на полупустыню. Пробралась вода под битум, заливая помещения до первого этажа.

Вот тогда и дал объявление в газете редактор, чтоб люди приходили в редакцию в сапогах и желательно с зонтиком…

Русалочки из печатного цеха Римма и Эмма из угла в угол катали рулоны газетной бумаги, чтобы не намокли. Потом на праздники рекорды ставили по перекатыванию тракторных баллонов. Местный глава Иванушкин, бывший звеньевой пахотного звена, такой вид соревнования учредил.

Обиделся он за объявление на редактора, но с ним решил не связываться. Отчитал директора типографии – одного из членов своего звена.

– Отремонтируйте, наконец, крышу, сделайте дренаж. И снизу, и сверху вода. Станки погорели, люди – на бюллетнях, некому напечатать предвыбрные листовки.

В понедельник задумчивый фотограф прошел мимо здания редакции и типографии, не узнав его: верхние плиты были сорваны, оборудование валялось под распахнутыми окнами. Красивое на вид здание стало похожим на коровник. Редактор газеты только и сказал директору:

– Я знал, что ты дурак, Сидоренко, но не до такой же степени.

– Ладно, теперь приму меры я, узнав о действиях своего ставленника, пообещал глава администрации. – Никто скоро не увидит дом печати с площади, мы закроем его стеной мемориального комплекса.

И удивительно – сдержал слово: в двух саженях от редакции и типографии выросла стена высотой с кремлевскую. Построили ее срочно зимой, в раствор добавляли известь, и побледнела она. Может быть от содеянного: не стало солнца в кабинетах и цехах работников печати, камнем закрыли им вид на центральную площадь.

Потом стало хуже. Реформа, приватизация. Здание в результате ловких маневров мошенников перешло в руки частника. Тот заломил такую цену за аренду помещения, что сбежали в клуб газетчики, где с утра били в барабан и играли на контрабасе сбежавшие с уроков дебилы. Обанкротилась и прекратила свое существование типография.

Боязливо и спешно проходили мимо бывшего дома печати люди. Какие – то машины стояли в печатном цеху, рядом суетились незнакомцы с бегающими глазами. Потом, как вывели всех дустом, никого и ничего.

На фоне воздвигнутого на месте болота спортивно-оздоровительного комплекса бывший дом печати кажется домом Павлова. И не зайти туда не мог старый редактор, побывавший недавно в городе.

– Кто такой. Что надо? – вышел из комнаты, где раньше был склад, человек в тюбетейке. Он сгребал там лопатой мусор.

– Я здесь работал. Ностальгия замучила, решил посмотреть.

– О, и меня Фатима замучил, прогнал работать, а виза нет.

– Я бывший редактор, газета правил, – подстроился под узбека гость.

– Я тоже трактор правил, а здес лапатой нада.

– Чье же теперь здание?

– Знаешь новый магазин напротив касса? Его нашальник нанял меня.

– Понятно. Ну, яры. Привет Фатиме!

Шел обратно вдоль заросшего пруда. Одна из лягушек, вытянув из воды голову, громко квакнула ему: может быть, узнала? Четверть века работал здесь. А здание будто прислушивалось: оставалась еще открытой фрамуга.