Геннадий Мещеряков - На страницах юмор, шутки, а в душе тоска. Книга в трех частях

По вторникам и четвергам в этот магазин завозили товар. И хотя торговых точек в городе было больше, чем жилых домов, Клавдия Ивановна Ракова заходила чаще сюда – обменяться новостями, посплетничать. Даже хлеб брала здесь – балаковский, энгельсский, саратовский. Только – не местный, который крошился и плесневел уже на другой день.

– Клавдия Ивановна, купите колготки. Клевые, песочного цвета, – заулыбалась на все тридцать два зуба продавщица Ксюша. – Прикиньте, сколько старых козлов осчастливите.

Ракова приложила колготки к животу, растянула:

– Какие емкие, на слона только. А цвет – для Бен Ладена: легко маскироваться в пустыне.

– Прикольно! А вот Марья Алексеевна взяла сразу дюжину, хотя она не слон и не Бен Ладен.

«О, Господи, заложит щука зубастая как пить дать. Не зря ей дали кличку Ксюшка – болтушка, и до пенсии не дотянешь,» – испугалась Клавдия Ивановна и решила вывернуться.

– Марья Алексеевна? Наш мэр? Я и говорю: безразмерные колготки, только на ее (о, Господи!) тело. Она сейчас на строгой диете, свободно умещается в кресле. А раньше гирь не хватало, когда взвешивалась. Добавляли сорокакилограммовую девчушку из фитнес-клуба. Сама видела, как Марья Алексеевна на масленицу перетянула на канате десять мужиков. Я и она, что цыпленок и курица. Колготки ей впору.

– Клавдия Ивановна, есть еще потрясная новинка – французские очки, – снова блеснула зубами Ксюша.

– Французские? А не на десятой дачной их отливают из старых расчесок? И стекла разные. Я еще не лишилась ума. Обламывай, Ксюша, своих деревенских.

– Потрясно! Но ведь берут. Я уж не говорю о Марье Алексеевне. Ваш начальник Петр Петрович для всего семейства их закупил, правда, еле разобрала, что он хочет.

– Петр Петрович? Для всего семейства? И Ванечке, и Манечке? Как они на него похожи! Ну, вылитые Петр Петрович. Рыженькие, лупоглазенькие. Как будто всегда носили очки. И супруге купил? Здорово! Ведь она на двадцать пять лет старше Петра Петровича. Закроет теперь морщинки у глаз, как волосики – просеки париком, который не снимает и ночью: боится испугать Петра Петровича. Мудрейшая женщина! И без того у него было два инсульта: не поймем, что лопочет.

От греха подальше купила Клавдия Ивановна красно-розовые очки. Но не кончились на этом ее беды. Видимо, день для раков был неблагоприятным. В продовольственном отделе толстушка Леночка стала заливать сразу:

– У нас овощи только с грядки, рыба еще утром плавала в пруду…

– А мясо еще вчера гуляло по лугам у Малого Узеня, – прервала Клавдия Ивановна. – Знаем мы ваши штучки. В прошлую пятницу всучила мне колбасу особую: крахмал да шкура. Кот не ест без валерьянки. Сегодня он сам будет выбирать себе еду. Дай – ка на пробу немного окорока.

Сидящий в сумке кот безразлично зевнул, глядя на протянутый кусочек окорока.

– Не съедобный, как и твоя особая колбаса.

Забраковал кот сардельки, сосиски, сырные продукты, напичканные добавками. Съел с аппетитом только кусочек огурца.

– Да он у тебя вегетарианец! – захлопала в пухлые ладошки Леночка. – А ты: несъедобный продукт, несъедобный продукт.

– Кто тут несъедобный? – к ним подошел директор магазина Щукин-Окунев. «О, Господи! Брат Марьи Алексеевны Иван Алексеевич. Точно выпрут из конторы…»

– Да вот, Иван Алексеевич, мы с котиком Чубайсиком колбаску выбираем, а у вас столько всего – глаза разбегаются, как в столичном супермаркете.

– Возьмите ему колбасу особую. Только привезли. Чуток жидковатая, но застынет, одеревенеет.

– О, тогда и мне взвесь с килограммчик, Леночка. Какая она у вас добрая, внимательная, Иван Алексеевич. Только у нее и беру продукты.

– У нас все добрые и внимательные, – буркнул, отходя, довольный директор.

– Это мой двоюродный дядя, всех наших взял к себе, считай, в каждом отделе сейчас есть Щукины – Окуневы, – похвасталась простодушная толстушка, взвешивая Клавдии Ивановне особую колбасу.

И только кот морщил и воротил от нее свою усатую рыжую морду.

Над Заволжском нависла щекастая туча. На дома, лужи, лица прохожих легли тени. Настроение было прескверным: выгнали с работы по несоответствию занимаемой должности.» На редкость безграмотный», – сделала вывод аттестационная комиссия, а ее председатель намекнул на книгу рекордов Гинесса, насчитав в его заявлении пять слов который. Таким, говорит, не пресс-центр нужен, а пресс-молот рельсы гнуть. Шутник длинноносый. Сам недавно костыли забивал на железнодорожных путях, поэтому и горбатится, а корчит из себя Гоголя. Вот напишет он повесть «Вечера на хуторе близ Дьяковки». Глава там не просыхает, ведьмы и черти, считай, в каждом доме. Есть и кузнец, по выражению хуторян, немножечко глупой. Телеги выдает с запасным колесом, а полозья санок загибает с обеих сторон, чтобы не разворачивать.

Начнет свою повесть так, решил он: «Дьяковка была идентична Диканьке. Ночью фонарь горел только у дома местного главы, который еще спал и у которого до опохмелки оставалось время.

Прокукарекал петух, который спросонья перепутал крякающую птицу с хохлаткой и в хвост которого вцепился ревнивый селезень». Потрясно! Чем не Гоголь! А как к месту сказано: «идентична», вычитал на пакете с чаем: «идентичный натуральному». А то: нет у него запаса слов. Неизвестно у кого больше, препирался он с ехидными членами комиссии.

Кстати, в Дьяковке открылась столовая для безработных. Если прокиснут щи или каша, повар пишет в меню: «идентичные натуральным». Такой вот пройдоха, лет десять варил баланду зекам на зоне.

Пол-хутора часами бывало просиживали за околицей или в лопухах у сельского клуба. Для другой половины это хорошо – не рыщут по дворам, да и чем-то заняты, приобщаются к культуре.

В Заволжске закрыли общественные бани: после реформирования все службы ЖКХ стали частными. А кто будет работать себе в убыток? Подняли плату за ходку с веником до 200 рублей с носа, и сразу втрое стало меньше чистых горожан. От некоторых запахло.

Смекнул он, что есть тут выгода, и, была все же у него предпринимательская жилка, соорудил во дворе своего дома из глины, соломы и старого забора баню. Хотя и не идентичную общественной, но с предбанником, каменкой из брусчатки, которую выкопал из грязи на соседней улице.

Теперь его банька постоянно курилась дымком. Сначала обслуживал соседей, потом – их знакомых. И вот пошли заказы. Молодежь, особенно деповская, ходит парами. Иногда пососут пивка, перебросятся в карты, но без пережогов и лишних ходок. Навар? Даже пятаки не стал считать. А они: «безграмотный». Какие дураки! Скорее бес грамотный. Кто им будет собирать липовую информацию, говорить о том, чего нет. Длинноносый, что ли? Хрен с ними. Скоро он создаст свою службу быта «Мочалка и веник».