Геннадий Мещеряков - На страницах юмор, шутки, а в душе тоска. Книга в трех частях

Впервые за многие годы он вздохнул легко и свободно, разорвав невидимые путы извечной боязливости и непротивления.

В балке задержалось облако тумана, в котором купались кони-подростки, их игривое ржанье доносилось до ипподрома конефермы, где шли скачки.

Среди зрителей – большой начальник из района Глеб Гаврилович Рожев и старший тренер Илья Хомутов. Слегка под мухой, хлопают в ладоши.

– Как, говоришь, зовут победителя? – спросил большой начальник.

– Гром, сегодня последний раз бегал. Хватит. Каких только призов у него нет. Если все повесить на грудь – будет вылитый Леонид Ильич, – хихикнул старший тренер, – теперь на отдых.

– Или на колбасу, – задергался щеками гость из района.

– Нет, кобыл будет объезжать, жеребец племенной, дороже твоего «Хаммера».

– А давай-ка, Илья, выпьем с ним за его победу коньячку грамм по сто, а?

– По сто грамм мы всегда ему даем после скачек, для восстановления сил. Моя методика, – похвалился старший из тренеров. Большой начальник пришел в восторг:

– А давай мы проведем конкурс между конем и человеком – кто больше выпьет и не свалится: в книгу рекордов попадем, – предложил он, потирая руки от предстоящего неповторимого действа.

– Ветврач наш, девка красивая, но упертая, может встать на дыбы, если увидит. Вставить бы ей удила в зубы да шпорами.

– Тоже мне – скотский врач, профессоров обламывали. Давай, веди Грома.

Недалеко от конюшен за ометами лугового разнотравья стоял «Хаммер». Облако тумана в недалекой балке почти рассеялось и было по колено жеребятам, бегающим все время наперегонки – еще бы: будущие рысаки, уже звал их к подвигам состязательный дух предков. Ближе к ометам расположились трое – большой начальник, старший тренер и Гром. Пили коньяк. Говор, если прислушаться, все больше походил на лошадиный. Гром, казалось, уже сидел на куче сена, приготовленного к раздаче. Ему заливали коньяк в рот стаканчиками, давая на закуску кусочки сахара. Гром млел от удовольствия.

– Так. По шешнадцатой, – еле выговорил большой гость, опрокидывая порцию благородного напитка.

– По шестнадцатой, – сделал то же самое старший тренер.

– Ио – го – го! – проглотил вылитый в пасть коньяк Гром.

Нарушила идиллию девушка на коне в костюме наездницы. Волосы ее развевались на ветру, на загорелом лице сверкали синющие глаза.

– Женщина – кентавр. Откуда? – спросил начальник.

– От верблюда, спешилась девушка.

– Так ты амазонка? Может быть, меня оседлаешь? Я тоже из породы рысаков.

– Вам бы в стойло пора, как и Грому. Боюсь, всех кобыл покроет, вон как возбудился.

– Кто ты такая?

– Ветврач, Светлана. А вы кто?

– Я тут командую. Вот пьем с конем на спор, кто кого. Пока равенство.

– И сколько уже пропустили?

– По шешнадцать триньков, – икнул большой начальник.

– Офигеть. Копыта отбросите. Прекратите спаивать коня. Вы давно втянулись, а он только по глоточку.

– Ио-го-го! – кто из них заржал, не поняла Светлана. – По глоточку! Так у него глоточек полведра.

– Илья, не стыдно: в собутыльники коня взял. А еще старший тренер.

– Не вставай на дыбы, Света, все под контролем. Пьем только пятизвездочный, а Грому скакать больше не надо, он уже пенсионер, с кобылами только.

– Он жеребец, не понимает, вы же люди, хотя, – махнула рукой, – далеко от него не ушли.

– Послушай, ветеринар, не мешай проведению первого российского конкурса между человеком и конем, – поднялся на ноги большой начальник. Он был вдвое выше Светланы. – Иди прочь, ставь кобылам клизмы, обижусь…

Илья делал ей знаки, кривил рожу, предупреждая, чтобы отстала.

– Вон как возбудился, – не нашлась что сказать Света.

– Еще по одной – и все на тебя набросимся.

– Ио-го-го! – заржали все трое, пугая в загоне кобылиц.

Первым свалился в стог и заснул, вдыхая аромат лугов, старший тренер, потом опустил отяжелевшие веки большой начальник. И только Гром бегал вокруг них, хватая губищами рукава рубашек и вылизывая остатки коньяка в стакане.

Подъехала Светлана.

– Хоть с конем, хоть без коня – результат один. Пойдем, Громушка, от греха подальше, – и повела его недовольного под узцы в конюшню.

Поехали на Иргиз за грибами. Тут река делает зигзаг и течет себе навстречу. После жаркой степи лесистые берега казались тайгой. Тень, прохлада. А ковер из прошлогодних листьев – мягкий, ноги тонут до щиколоток. Искать под ним грибы – нужен навык, но кое-что нашли, то ли сыроежки, то ли волжанки.

Это дерево росло рогаткой и я, дурак, забрался на него. О – го – го! – далеко разносился мой голос. Ау – ау, – отвечали со всех сторон коллеги, боясь заблудиться, но при всем желании не сделали бы этого: с одной стороны – степь, с другой – извилистое русло Иргиза.

– О – го – го! – вновь загоготал я и, сорвавшись, полетел вниз. Упал-то на ковер, но с сучком в спине.

Перепугались коллеги, увидев мое перекошенное от боли лицо и торчащий из спины сук: не насквозь ли проткнуло бедолагу.

Засуетились, заголосили бестолково.

– Заткнитесь, – гаркнула Анна Гавриловна. – На другом берегу Иргиза сумасшедший дом, надо привезти медика. Давай, Петя, поехали.

Она вскочила в «козла», так мы называли редакционную машину ГАЗ-69, за ней – водитель, успевший выбросить нам аптечку. Йод и вата с бинтом там были.

Машина укатила к переливной плотине, а оставшиеся занялись мной. Двое числились в военкомате медсестрами, но все бестолку – только измазали меня йодом.

Ждали мы долго, но, наконец, подкатил «козел», из которого вместе с нашими вылез маленький толстый человечек.

– Где тут раненый, – в руках он держал бутылку водки и сумку с хирургическими инструментами. Осмотрев меня, протянул бутылку:

– Пей и не бойся.

– Сколько пить, – спросил я дрожащими от страха губами.

– Всю пей.

Потом он, как мне рассказывали, зажал кончик сучка щипцами и рывком вытащил его. Вот тут пригодился йод. Доктор зашил мне рану и похлопал по плечу:

– До свадьбы заживет, – в глазах у него мелькнуло что – то дьявольское. – Трудно будет – приезжайте к нам в психушку.

– Уж лучше вы к нам.

– Приеду, годок остался.

Когда его увез Петя, я спросил журбабу Анну Гавриловну:

– Почему он так сказал?

– На поправку пошел, через год обещали выписать из дурдома.

– Так он сумасшедший? – пьяно выговорил я.

– Он действительно доктор, но свихнулся: жена с любовником укатила за кордон, – объяснила журбаба.

– Радоваться тут надо, – неуверенно пробасил фотограф Дмитрий Порфирьевич, от которого, говорят, уже три жены сбежало.

Разные люди. Разные нравы.

У бабки Фимы из Черной Падины была корова Ночка. Кормилица. Молоко меняла на концентраты, сено заготавливала на лужайке у излучины Узеня сама. Срезала траву серпом, перевозила ее в наволочке матраца на легкой велосипедной тележке. Сосед Пахом постарался, и серп точил, когда затупится.