Михаил Александр - Кордон. Повесть и рассказы

Начал с комнаты Павла и Лизы. Они спали на первых ярусах двух разных кроватей. Я собрал всё постельное бельё, халаты, полотенца и затолкал в стиральную машину. Потом зашёл в спальню Марка и Ксении. Они спали друг над другом, и по длинным волосам, оставленным на подушке, можно было легко догадаться, кто спал наверху. Дрожащими руками я принялся стаскивать пододеяльник, всё ещё ощущая её присутствие так, будто она стояла за дверью. Когда принялся за наволочку, под подушкой внезапно обнаружился обрывок ярко-красной материи. Помню, что уставился на него, как смотрит убийца на кровавое пятно, понимая, что теперь невозможно избавиться от улик и что на сей раз всё пропало. По-видимому, это была часть её ночной рубашки, что-то гладкое, изысканное, похожее на атлас, впрочем, я не слишком разбираюсь в тканях. Материя в полной мере сохранила её запах. Но как это понимать? Если бы она просто забыла под подушкой свою ночную рубашку, это могла быть случайность. Но что означает этот фрагмент? Кто и зачем оторвал его? С какой целью оставил мне? Рассудок мутился. Я спрятал лоскут в карман домашних брюк и поспешил продолжить уборку. Через какое-то время всё, что возможно, было отправлено в стирку, волосы собраны, а обе спальни проветрены и пропылесошены. Это принесло облегчение, но красный лоскут торчал из кармана, подобно роковой улике. Я зачем-то убрал его в шкаф в гостиной, подальше с глаз, но и оттуда он будто бы продолжал кричать о себе.

Тем временем рассвело. Я высунулся наружу, чтобы взглянуть на склон, в надежде увидеть их на подъёме, но склона не было: почти от самого подножья гору укрыли густые облака. Сверху опять посыпалось – то ли ещё дождь, то ли уже снег. Лужи перед крыльцом подёрнулись тонкой коркой льда – очевидно, температура колебалась около нуля. Ветер вновь усиливался. Я с ожесточением захлопнул дверь.

Потянулись мучительные часы ожидания. Разумеется, не в первый, а, может, и не в тысячный раз я провожал людей на маршрут. Естественно, не впервые это случалось ранней весной или поздней осенью, не в первый раз сопровождалось плохой погодой, когда мне казалось, что лучше остаться внизу. Нередко группы выглядели недостаточно подготовленными к восхождению и слишком легкомысленными, хотя и для них обычно всё заканчивалось благополучно. Далеко не впервые я испытывал симпатию к моим гостям, хотя и стремился не привязываться к ним чрезмерно, учитывая заведомо мимолётный характер нашей встречи. Конечно, все они нравились мне: молодые, смешливые, сильные, в своих новых, ярких, хорошо подогнанных костюмах, купленных в модных спортивных магазинах. Я понимал, что, как вампир, в каком-то смысле живу за счёт их молодости, яркости и смеха, впрочем, не слишком обкрадывая каждого. Да, временами случались разные происшествия, несколько раз люди пропадали и даже гибли, и спасатели действительно вытаптывали весь дом и съедали все припасы, хотя, вопреки сказанному Ксении, я нисколько не переживал по такому поводу, стараясь во всём поддерживать этих отважных и бескорыстных людей.

Но никогда за двадцать лет знакомства с горой и за тринадцать лет постоянного проживания на кордоне я не чувствовал столь сильного беспокойства, чувства неизбежного несчастья, и вместе с тем столь прочной, неразрывной связи с ними (или только с ней?), будто бы это я сам впервые за столько лет, не взирая на холод и снег, карабкаюсь к вершине.

Хуже всего было то, что мою тревогу не с кем было разделить. Конечно, в посёлке у меня было несколько знакомых, хотя бы тот же Степаныч, но ни телефонный разговор, ни чат не могли бы меня успокоить. Оставлять же дом я теперь не мог, ведь они могли вернуться в любой момент. Разумеется, я нисколько не верил, что они за один день смогут добраться до вершины и спуститься обратно. Но что если плато завалило настолько, что путь дальше сделается невозможен, и они вернутся раньше времени? Вызывать же знакомых сюда, наверх, казалось каким-то ребячеством. Разве что наврать фельдшеру, будто я совсем не могу ходить, и заставить его ехать ко мне? Но вдруг в посёлке кому-то потребуется настоящая помощь? Не слишком ли эгоистично отрывать его от работы из-за моих причуд?

В довершение ко всему погода ухудшалась: ветер выл всё сильнее, пошёл настоящий снег, крупные пушистые хлопья укрывали землю, казалось, уже смирившуюся с неизбежным. Какое-то время тепла земли ещё хватало, чтобы обращать их в воду, но вскоре оно иссякло. К началу сумерек всё пространство вокруг дома оказалось застелено плотным снежным одеялом. Перед наступлением темноты немного развиднелось, так что можно было разглядеть, что склон тоже изрядно побелел. После пяти стало темнеть. Ожидание сделалось невыносимым. Читать не получалось. Я достал из шкафа красный лоскут, то прижимал его к лицу – он надёжно хранил запах, – то неотрывно смотрел на него. Но от этого становилось только хуже. Когда окончательно стемнело и стало ясно, что сегодня они не вернутся, я кинулся в гараж, вывел оттуда свой заслуженный внедорожник и поспешил вниз, к людям. Проехав пару сотен метров, вдруг понял, что надо оставить им хоть какое-то послание. Сдал назад. Вернулся в дом, нацарапал на клочке бумаги записку, что уехал в посёлок и вернусь вечером, что дом полностью в их распоряжении. Положил посреди прихожей, прижал каким-то ботинком. Дверь прикрыл, не запирая на замок. И, наконец, помчался вниз.

Как только из приёмника донеслись звуки радио, я слегка успокоился. Далёкий голос незнакомого ведущего казался голосом давнего друга, говорящего лично со мной. Потом запели что-то о любви, и это оказалось ещё лучше. Конечно, в доме был телевизор, да и интернет тоже, но я стремился вырваться из порочного круга этого беспомощного ожидания, бесполезного вглядывания в темноту. На въезде в посёлок, где сотовая связь уже работала, позвонил Степанычу. Снега тут ещё не было, и Степаныч мог быть свободен, чтобы посидеть со мной в одном из кафе. К счастью, он легко согласился, и уже через четверть часа мы сидели за столиком. Кафе пустовало, так что ужин и чай нам принесли быстро. От алкоголя оба отказались – мне предстояло возвращаться на машине наверх, а Степаныч ждал вызова в ночную смену.

– Нам объявили штормовое, – сказал он. – Идёт циклон, обещают до двадцати сантиметров снега в ближайшие сутки. Придётся разгребать. Как-то рано в этом году.

Я нехорошо выругался.

– Ты чего? – удивился он. – Ну, засыплет тебя, в первый раз что ли? Разгребём как-нибудь. Продукты я тебе недавно привёз, протянешь.

– У меня группа на маршруте, – сознался я, как будто лично снарядил их в горы.

– Чего?! – густые брови Степаныча взлетели вверх. – Они что, прогноз не смотрят? Интернетом пользоваться не умеют? Предупреждений не читают?