Михаил Александр - Кордон. Повесть и рассказы

Когда дизель затарахтел и свет загорелся вновь, я прошёл в гостиную, растопил камин, уселся в любимое кресло и стал просчитывать варианты. Голос разума требовал ждать, но ждать было невыносимо. Можно было попытаться пробиться в посёлок – скорее, пешком, чем на машине. Но это тоже требовало сил и, главное, времени, а начать можно было не раньше рассвета. К тому же в лесу снега всегда гораздо больше, поскольку деревья задерживают его, тогда как с безлесного склона снег просто сдувает. К восьми вечера у меня будто бы созрел план. Я твёрдо решил утром, если связь не появится, самостоятельно подняться на плато. Это первое решение далось легко – после стольких часов бесплодного вглядывания в темноту любая возможность делать хоть что-нибудь казалась благом. В конце концов, я знал эту гору лучше других, хотя и мог забыть некоторые детали. Нога почти прошла, и я счёл это добрым предзнаменованием. Очевидно, требовалось собрать вещи. С одеждой, обувью и аптечкой я справился без труда. Но, когда дело дошло до снаряжения, я вдруг понял, что никакого конкретного плана у меня нет.

Брать ли спальник, палатку? Еду, топливо, посуду? На что в точности я рассчитываю? Может быть, с ними всё в порядке, и они попросту ожидают на плоскогорье улучшения погоды. В таком случае я легко найду их и, может быть, благодаря хорошему знанию ориентиров, помогу спуститься вниз. Но если они сошли с тропы раньше, чем осознали это? Тогда мы легко можем разминуться. Допустим, а это вполне вероятно, в течение первой половины светового дня я не найду никаких следов. Что тогда? Возвращаться? Ночевать одному на плоскогорье? А если они по каким-то причинам разделились? С учётом всего, что я знал, представить это было нетрудно. Или кто-то пострадал? Вариантов было бесчисленное множество. Может быть, лучше всё же дождаться связи со спасателями? Но через сколько она появится? Допустим, в течение двух-трёх дней кабель восстановят, если метель утихнет и до повреждения удастся добраться. А если нет? Да и через два-три дня не будет ли слишком поздно? Наконец, помогут ли спасатели? При такой облачности их самое эффективное средство – вертолёт – всё равно приковано к земле. Я понял, что всё рассчитать не получится, придётся действовать по обстановке.

После некоторых раздумий я выбрал промежуточный вариант, показавшийся мне оптимальным. В рюкзак полезли коврик, спальник, запас готовой еды и минеральной воды на два дня, а также термос с горячим чаем. Палатка, горелка и топливо остались дома. Я решил, что если до середины светового дня не найду никаких следов группы, то вернусь домой и буду ждать связи со спасателями. Если же я найду кого-то или сразу всех, то, вероятно, возможность воспользоваться палаткой и горелкой у меня будет. Свой план я изложил в новой записке, которую разместил в прихожей, прижав тем же ботинком. Записка предназначалась, очевидно, Степанычу, поскольку я предполагал, что именно он первым раскопает дорогу к кордону. Затем я отправился спать, привычно поставив будильник на половину шестого утра. Уже в кровати вспомнил о куске красной материи. Спустился вниз, достал лоскуток из шкафа и спрятал его в карман рюкзака, где уже лежали складной нож и навигатор. Возможность действовать придала мне сил. В тот вечер я заснул очень быстро и проспал до самого утра без тревог и сновидений.

Ни света, ни связи к утру не появилось. Быстро позавтракав, я извлёк из шкафа пару кошек, налобный фонарь, альпинистские очки и треккинговые палки. Сходил в гараж, чтобы заглушить дизель. Дом погрузился во тьму. Я включил фонарик и вытащил рюкзак на улицу. Снаружи было ещё совершенно темно и очень тихо. Кругом лежал снег, но метель прекратилась. Я уселся на крыльцо, чтобы приладить кошки. Когда с этим было покончено, я ещё раз проверил, что записка лежит на своём месте, затем притворил дверь, опять не закрывая её на ключ. В последний раз остановился, мысленно перебирая содержимое рюкзака. Посмотрел на часы – как и в день выхода ребят на маршрут, было около семи – и решительно шагнул с крыльца.

Первый час подъёма дался неожиданно легко. Пожалуй, больше всего я сомневался в возможностях своего тела после стольких лет неподвижности. Я знал, что набрал за эти годы несколько килограммов лишнего веса, да и от прежней мышечной силы не осталось следа. Я шёл, не торопясь, стараясь не сбивать дыхание. Снег, прижатый к камням сильным ветром, лежал довольно плотно, и зубья хорошо цеплялись за его непрочную структуру. Местами встречались глубокие перемёты, но их было мало, и они почти не отнимали сил. Понемногу рассвело. Скоро я выключил фонарик, поскольку он стал бесполезен, и надел очки. Кордон пропал из виду, его уже заволокло низкими облаками. Кругом был только склон, снег и водяной пар, но я понял, что по-прежнему помню наизусть каждый поворот. Кое-где из-под снега ещё торчали сине-красные флажки, но краска заметно выцвела. «Надо будет летом обновить маркировку», – подумал я.

Через час сделал небольшую остановку, чтобы выпить немного воды. Ветер дул умеренно, чуть покачивая короткие и кривые ветви карликовой берёзы, которая росла тут небольшими чёрными островками. Тропа огибала эти островки. Подъём пошёл круче, и я сильнее налёг на палки. Тело пока справлялось, хоть я и чувствовал, что спина уже взмокла, а больная нога снова начинает неприятно ныть. Прошло ещё минут сорок прежде, чем мне показалось, что я слышу какой-то посторонний звук. Я остановился, выждал около минуты, но звук не повторялся. Пошёл дальше. Через несколько минут звук послышался снова. Это напоминало громкий, одиночный крик. Я крикнул в ответ. Похоже, меня услышали, поскольку крик повторился. Звук доносился сверху, впрочем, из-за ветра определить точное направление было невозможно. Я продолжал забираться выше, то и дело проверяя, что эта странная связь не прервалась. Наконец, из тумана показалось яркое голубое пятно. Лиза – а это была она – стояла несколько в стороне от тропы лицом вниз по склону, тоже, как и я, опираясь на палки. Из-за тёмной маски, закрывавшей её глаза, я не мог толком разглядеть лица, но, когда приблизился, она бросилась мне на шею и беззвучно зарыдала.

Пока она рыдала и не могла говорить, я пытался оценить то, что увидел. Некоторые обстоятельства меня успокоили. Например, у неё, как и у меня, на ботинках были кошки – значит, они всё же готовились к движению по снегу. Кроме того, она определённо выглядела живой и – во всяком случае, внешне – невредимой. С другой стороны, она была совершенно одна, сильно напугана и, как я быстро сообразил, без рюкзака. Высвободившись и стащив свой груз со спины, я вынул термос и налил в крышку немного горячего чая. Протянул ей. Она взяла, помедлила, стараясь успокоиться, затем сделала несколько глотков и снова застыла. Я опять обнял её.