Леонид Левкович - Клуб «Апатия». Роман

Мельком увиденный кадр взволновал меня. Для меня не стало шоком, что у такой девушки, как Агата, в компьютере имеются порнофильмы и что, может быть, она даже иногда их смотрит. Но меня поразило то, что в этот момент вдруг всё в Агате соединилось: её тонкая и сложная психическая организация, синдром Кассандры, её внешняя необыкновенная красота, сквозь которую просвечивает превосходящая её сексуальность; ум, душа, любовь к вампиру в прошлом, грусть, одиночество по поводу своей уникальности, хрупкость и сила и, ко всему этому, любовь к сексу, к порнофильмам и просто любовь. Фраза «любовь к сексу» искажает подлинное состояние вещей – это не было любовью к чему-то внешнему – секс, разный, порнографический и нежный, и секс, переходящий в любовь, как и наоборот – всё это находилось в Агате – это большой мир, в котором разум затемнялся, а на первое место выходило мощное, властное нечто, возможно, подводная часть её души или, лучше, психики, поскольку сексуальное очень хорошо описывают психологи, соотнося его с сакральным.

Щеки у Агаты слегка порозовели. Она встала и, пританцовывая под восточные ритмы Наташи Атлас, перешла на диван к столику и разлила коньяк по бокалам. Я тоже перешел на диван. Мы сели на свои места, но как-то по-новому. Агата, подогнув одну ногу под себя, практически полностью повернулась ко мне. Мы подолгу смотрели в глаза друг другу. Я преодолел какой-то внутренний барьер, больше не смущался и не отводил глаз. Глазами я отдавался Агате и овладевал ею – мы очутились в общем ментальном поле и, обнаружив взаимную комплиментарность, словно бы танцевали или же вели какую-то игру, в которой были соперниками примерно равных сил. Между нами начался тайный бессловесный диалог. Смысл звучащих фраз больше не имел значения. Мы шаг за шагом куда-то уходили от мира, быть может, вглубь, туда, где, как уже обозначено, разум затемняется, теряет свою силу и контроль. Агата вела меня туда, ласково и лукаво приглашая. Глаза её смеялись. Мы поговорили о какой-то ерунде, потом она подняла бокал и произнесла тост, то есть поздравила нас обоих с Днем рождения. После того, как мы выпили, она спросила:

– А ты веришь в гадания?

– Нет, – ответил я, – после четырех куров технического факультета начинаешь по-другому воспринимать всё это. Это все – теория вероятностей. А ты?

– Нет. Я верю не в гадания, а в гадалок. Если они настоящие. Если гадалка обладает даром, то она может на чем угодно погадать. Хоть на спичках.

– А я могу по узорам на подушечках пальцев определить психический тип человека.

Агата тут же протянула мне руку, я взял её и развернул ладонью вверх. Рука у неё была изящная и легкая, приятная на ощупь. Я уже примерно знал, что у неё будет на кончиках пальцев. Развернув подушечки пальцев к свету, я изучил каждый пальчик и изумился: у неё было семь завитков и три петли – узоры были четкие и однозначные.

– Ого! Да ты гений! У тебя семь завитков, – сказал я.

– А что это значит? – Агата приятно взбудоражилась.

Я объяснил ей, что папиллярные узоры на пальцах подразделяются на три типа: завитки, петли и дуги. Завитки соответствуют сложной организации интеллекта – чем их больше, тем неоднозначнее человек видит мир, он предрасположен к научной или творческой деятельности. У Эйнштейна было то ли семь, то ли восемь завитков. Завитки это самый сложный из трех возможных узоров – папиллярные линии образуют замкнутые кольца или спирали.

Преобладанием петель (линии образуют петли, но не замыкаются) обладает большинство населения земли – это среднестатистический, устойчивый тип. Может быть успешен в различных областях человеческой деятельности. Динамичен, коммуникабелен, из него получаются хорошие чиновники и коммерсанты. В общем, нормальный тип. Если у него есть два или три завитка в дополнение, то это вообще хорошо – он обладает креативными способностями.

Третий тип – дуги – самый простой и прямолинейный. Он так же прост, как и рисунок на подушечках его пальцев – простые дугообразные линии. Эти люди бесхитростны, сильны и, может показаться, примитивны. Из них получаются люди простого физического труда. А в спорте это представители тех видов, в основном силовых, где высокая координация не нужна.

У Агаты было семь завитков и три петли, почти как у Эйнштейна. Я знал, что связался с высокоинтеллектуальным существом или художественной натурой, но не предполагал, что настолько. Передо мной сидел редкий индивид, не сказать, что уж прямо вымирающий, но завитки в жизни встречаются гораздо реже, чем петли. Я сам проверял, когда еще жил в общаге. Часто встречались носители двух-трех завитков в дополнение к остальным петлям, но чтобы семь – такое мне попадалось только один раз. У самого меня – два завитка, это на больших пальцах рук, и восемь петель. Зато у меня частота линий высокая, что тоже немаловажно.

Всё вышеописанное я почерпнул из какого-то научно-популярного журнала.

Я не выпустил руки Агаты из своей. Нежно поглаживая, стал рассматривать её линии и бугорки. Бугор большого пальца у неё весь был испещрен черточками. Агата, выпустив ногу из-под себя, придвинулась ко мне вплотную. Полы халатика её распахнулись, и стали видны голые белые коленки. Я отодвинул рукав и посмотрел на предплечье, у неё было тонкое красивое запястье с круглой косточкой. Я провел по внешней стороне предплечья ладонью – шелковые волоски на нем встали дыбом.

Агата с интересом наблюдала за тем, что я делаю. Молчаливо она разрешала мне исследовать свою руку. Это могло бы продолжаться вечность, мы вплотную приблизились друг к другу, оставалась последняя черта, и мы ждали, кто же первым её переступит. Очевидно, что сделать это должен был я. Но, честное слово, поглаживая её руку, лаская предплечье, я не знал, что будет дальше. Я просто не думал об этом. Все свои действия я не обозначал, как эротическую ласку, однако всё это нас возбуждало. Я провел рукой по спине Агаты, по скользкому материалу халатика. Агата качнулась ко мне, будто невзначай ткнулась носом в шею и потом легко, очень нежно почти неуловимо поцеловала меня в щеку. Она просто прикоснулась губами к щеке, и я почувствовал её теплое дыхание. После этого прикосновения мне стало ясно, что никакого барьера между нами давно уже нет, а медлим мы оттого, что в блаженстве этого вечера позабыли обо всех сценариях, которые обычно разворачиваются между парнем и девушкой в подобных ситуациях.

Я посмотрел в глаза Агаты – вблизи они казались просто огромными, чистыми, теплыми, изумрудными; посмотрел на её губы, розовые, полураскрытые – они тоже казались большими. И вдруг Агата вполголоса спросила:

– Ради чего ты живешь?

Я хотел что-то ответить, но вместо этого прикоснулся своими губами к её губам. Воздух между нашими лицами смешался и стал горячим. Я положил руку на её маленькое круглое белое колено и снова приблизил свои губы к её губам. Мне уже было очень трудно сдерживать себя, но это, очевидно, и не нужно было. Важно было не перепрыгивать через этапы, а в каждую минуту отдаваться тому, для чего предназначена эта минута.