Леонид Левкович - Клуб «Апатия». Роман

– А я дворником работаю, – не без печали сказал я.

– Я знаю. Но ты ведь собираешься закончить в конце концов свой институт? На кого ты кстати учишься?

– На инженера-радиоэлектронщика. Не уверен, что еще буду учиться.

– Так и будешь всю жизнь дворником работать?

– Почему бы и нет? Тем более остался всего-то один час. Возможно, раньше я уже был всем, кем только мог. Теперь осталось побыть дворником и осмыслить всё, что было.

– А денег тебе хватает?

– Хватает.

– И не хочется больше?

– А зачем?

– Ну соблазнов сейчас много.

– Когда-то, наверно, я был очень богат. У меня были миллионы, особняки, экипажи, слуги, красивейшие женщины в любовницах, изысканные обеды, путешествия… Всё было. И какой смысл сейчас всё это повторять? Тем более главного в жизни всё это богатство мне так и не дало.

– Главного? А что в жизни главное?

– Не знаю. Наверное, не то, что можно купить за деньги.

– И, работая дворником, ты надеешься узнать, что в жизни главное? Так?

– Да. Наверное.

– Ты говоришь, что всё у тебя уже было. Но сейчас появилось много такого, чего не было раньше.

– Например?

– Шикарные спортивные автомобили, новые виды спорта и развлечений, электроника…

– Всё в принципе одно и то же. Я уже знаю, что могу почувствовать, приобретя дорогой спортивный автомобиль, катая на нем красивых, умных и интересных девушек. Или путешествуя в экзотические страны. Иногда, конечно, охота как, например, порой хочется купить в супермаркете королевский торт и пожрать его. Но это всё не те ощущения, которыми можно удовлетвориться в жизни в целом. Понимаешь, вот, допустим, я стал зарабатывать много денег, допустим, деньги для меня цель – и я, заработав их, купил много чего и потребил, и вот пришла пора умирать: сижу я перед смертью и ясно вижу, что прожил жизнь впустую. Да, создал мощные движения туда-сюда, много чего вкусил, увидел, перечувствовал… Но всё это – не то. Не то. Понимаешь? Всё это мелко, что ли. У меня, наверно, какие-то смутные высокие духовные запросы.

– А власть? Влияние? Сила и значение?

– Тоже было. Ненавижу власть, как в себе, так и в других. Я ведь анархист. Вернее не ненавижу – ненависть это активное негативное чувство – просто не принимаю.

– Я поняла, в чем твоя проблема.

– По-моему, у меня нет больше проблем.

– Ну не проблема, а… несчастье.

– У меня… – я хотел сказать нет больше несчастья, споткнулся, задумался.

Агата не позволила мне договорить:

– Ты боишься быть злым. Агрессия – это неотъемлемая часть человека. Она нужна для сохранения себя целостным. Надо защищать себя, свое «я». В Гималаях, куда я духовно путешествовала, монахи, провожая меня к Священной роще 108-ми искушений Майя, хитро улыбались, глядя на меня, думая, что я, как и все прежние соискатели, неминуемо застряну в лесу. И у них были основания так полагать. Буддизм – самая пацифистская из религий. Соответственно, большинство желающих перейти священный лес, внутренне ориентированы на добро, то есть не принимают агрессии в любой форме. Они – начинающие или уже опытные буддисты, и все они за последние десять лет никто не прошел, застряли в лесу. А почему? Монахи, те, кто в свое время прошел, знают почему. А я интуитивно открыла. Всем застрявшим не хватило агрессии, чтобы сопротивляться лианам, траве и веткам Священного леса 108-ми искушений Майа, опутывающим ноги и не дающим идти вперед. Во многих агрессии вообще не было. А я вступила в лес, вдохнула сырости и почувствовала, что что-то тут не чисто, вернулась, взяла мачете и снова вошла в чащу. Во мне было много злобы, много агрессии против этого леса, против всех чужих мыслей, мешающих мне идти вперед. Я рубила ветки, лианы, злость придавала мне силы. Движущаяся зелень не успевала опутывать меня, и я прошла через лес. Я совсем не походила на пацифистскую девушку. Пройдя через лес, я очистилась. Провожатые монахи зааплодировали. Они не ожидали, что я пройду. Это был триумф, свет, прозрение, я больше не ненавидела, поскольку некого и незачем. Я поняла, что ненавидеть без дела не надо, всегда нужно ненавидеть по делу. Нужно возненавидеть свою слабость, лень, свои дурные привычки и вымести их, как сор из избы. Путь к Возчему Малой Алмазной Колесницы был открыт.

Между тем мы прошли вдоль торцовой стены новой из красного кирпича 15-тиэтажки. Этот дом состоял из двух крыльев, стоящих под прямым углом друг к другу. Внутренней частью угла он охватывал чистенький хорошо освещенный дворик с детской площадкой. У подъездов дремали автомобили. Мы остановились возле одного из подъездов с широким крыльцом у железной голубой двери с домофоном. Агата продолжала увлеченно говорить.

– Мне надо было только подняться по тропинке на вершину горы к хижине. Но я не пошла. А знаешь почему? Потому что не вернулась бы. Я бы стала бодхисатвой, вынуждена была бы стать учителем в монастыре… то есть мирская жизнь потеряла бы для меня всякий интерес. А к тому времени я еще институт не закончила. А Возчий Большой Алмазной Колесницы – это более высокий уровень. К нему вообще мало кто попадает. Но я бы попала.

– Ты что буддистка? – спросил я, глядя в её возбужденные, ярко светящиеся зеленым светом глаза.

– Нет. Мне просто интересно было. И данные духовные движения легче всего обозначить буддийскими терминами. Надо же как-то обозвать то, что чувствуешь. Можно было бы и по-русски как-нибудь всё рассказать с примерами пустынников, схимников, скитников, столпников, святых старцев и… скопцов.

– Скопцов?

– Скопцов, – Агата, прямо и не прерываясь, смотрела в мои глаза. А я, чего-то смущаясь, отводил их.

– Скопцы, по-моему, лишнее.

– Ну лишнее, так лишнее, – согласилась Агата и трогательно улыбнулась. Я ответил ей тем же и промолвил:

– Это всё красиво. Но…

Мне захотелось всё рассказать этой девушке, всё самое важное для меня, из глубины, куда я сам редко заходил, поэтому там всё до сих пор смутно и тревожно; не заходил и не пытался облечь в слова, наверное, из-за того, что некому было рассказать. Я хотел начать с самого начала, с того дня, вернее вечера, когда я, движимый праздным любопытством, пошел в маленький театр «Манекен» на прослушивание и встретил там Дашу… рассказать, как поразил меня её монолог из какого-то романа начала прошлого века, монолог о любви ко мне. Она играла, но мне казалось, что она признается в любви именно мне… не какому-то воображаемому герою, а мне настоящему.

Потом я покинул общежитие, переполненный ненавистью ко всем его обитателям, умным, энергичным, амбициозным и голодным. Я жил в полном одиночестве в съемной квартире и, как мне казалось, приближался к пониманию Бога.

Ничего не произошло в моей жизни за этот год внешне заметного, яркого, всё шло ровно и скучно. Однако внутри меня что-то происходило огромное: сначала я отделился от своей жизни, от жизни человеческой вообще, округлился в самом себе и вот так, голый и одинокий, вновь подошел к ней, пытаясь понять, что она такое и как мне дальше в ней жить. Во сне я понял, что люблю Дашу, и… мне показалось, что между мной и Дашей существует какая-то мистическая связь. Я испугался за Дашу, посчитав, что все мои несчастья, все мои сомнения и тревоги, с которыми плодотворно продолжать жить, в общем-то, невозможно, перейдут к ней.