Виктор О'Коннелл - Сын Орла

Чистый Голос вспыхнул. Он совсем не хотел, чтобы священник и какая-нибудь монахиня заменяли ему отца и мать. Он сожалел, что у них не было своих детей и что они скучают по дому, но он ничего не имел против того, чтобы они ехали восвояси и жили так, как им хочется. Бобо, казалось, почувствовал враждебность воспитуемого. Резко отодвинувшись, он поднялся и принялся расхаживать взад-вперед по комнате.

– Твой отец говорил мне, что ты хороший наездник. Ты когда-нибудь помогал ему объезжать лошадей?

Чистый Голос кивнул и посмотрел священнику в глаза.

– Сколько их было?

– Две. И еще дедушке… Три.

– Три! – Бобо оживился. – Это были дикие лошади?

– Да.

– Скажи, разве твоему отцу не приходилось силой укрощать их норов? Я полагаю, он хлестал их кнутом и бил каблуками до тех пор, пока они не начинали понимать, что человек – не враг им, а друг!

Чистый Голос слушал Бобо с интересом.

– А когда ты надолго уезжаешь в прерии, Джон, – разве ты не стреноживаешь лошадей, чтобы они не ушли далеко от дома и не заблудились? И разве ты не привязываешь их, когда приезжаешь домой?

Разговор о лошадях напомнил Чистому Голосу, как давно он не скакал на коне по прерии. Занимаясь домашним хозяйством, он редко обращал внимание на небо, считая его самой естественной частью окружающего пейзажа. Но когда ему случалось в одиночестве ехать верхом, его порой поражало величие сияющего синего купола, накрывавшего бескрайние равнины. Тогда он откидывался назад в седле и продолжал скакать, обратив лицо кверху так, чтобы видеть одно только небо. В такие минуты он представлял, что его скакун мчится галопом к горизонту, перемахивает через край и, взмыв в небо, парит в вышине вместе с орлами.

– Стало быть, тебе известно, что для того, чтобы быть добрым, иногда приходится быть жестоким? – Священник поднял брови и покровительственно улыбнулся с видом человека, который выиграл спор, но чувствует, что торжествовать – ниже его достоинства.

Бобо снова уселся на стул рядом с Чистым Голосом и промурлыкал ласково:

– Ты – дикий мустанг, мой мальчик. Я – твой дрессировщик. Я уверен, что через несколько лет ты будешь благодарить меня за то, что я сделал для тебя. – Священник помолчал, голос его стал еще мягче. – Но я бы предпочел, чтобы ты благодарил за это Иисуса, потому что я делаю его работу.

Он погладил волосы Чистого Голоса, коснулся его щеки, положил ладонь на затылок, скользнул пальцами за воротник рубашки и потер кожу у него под лопаткой.

Чистый Голос почувствовал себя неловко из-за этих интимных прикосновений.

– Я хочу уехать домой, – сказал он просто, без всякой злобы глядя священнику в глаза.

– Ты не можешь этого сделать, – отрывисто сказал Бобо. Он отдернул руку, встал и вернулся в кресло за столом. – Когда я говорил с твоим отцом в прошлом году, обучение в школе было делом добровольным. Но сейчас оно стало обязательным. И если ты намерен дать тягу из школы, подумай хорошенько еще раз. Конные полицейские обязательно тебя найдут. И когда они приведут тебя назад, ты получишь знатную порку. А если ты спрячешься у родственников или друзей и заставишь полицейских терять время на поиски, то ответственность за это ляжет на твоих родителей. Они лишатся платы по договору и разрешения на выезд из резервации. Ты хочешь, чтобы они были опозорены и голодали из-за того, что тебе не хватает дисциплины? Нет, молодой человек, твое место – здесь, и чем скорее ты возьмешься за ум и смиришься с этим, тем лучше.

С этими словами Бобо отослал его в спальню.

После словесного поединка с директором школы Чистый Голос почувствовал себя гораздо увереннее. Он смекнул, что священник и монахини не так всесильны, как хотели казаться. У них были лишь ограниченные полномочия, которые они получили от более высокой, священной власти. Бобо начал с того, что хотел отослать Чистого Голоса домой, а закончил тем, что велел ему остаться. Было ясно, что Бобо и монахиням нужны воспитанники. Они приехали сюда из Франции, потому что не имели своих детей и были одиноки.

Через пятнадцать месяцев после поступления в школу, летом Чистого Голоса и Пловца отпустили на четыре недели домой. Домашние встретили братьев спокойно, как будто те и не уезжали никуда. Через несколько дней Ловкий Охотник собрал старейшин возле своего типи, чтобы внуки показали им свое умение считать, читать и писать. Заслужить щедрые похвалы старейшин было не сложно, но в душе Чистый Голос понимал, что его познания в английском языке находятся в зачаточном состоянии, да и общий уровень знаний ненамного повысился с того дня, когда он впервые переступил порог школы. И, конечно же, этих знаний было недостаточно для того, чтобы помочь деду прочитать Договор, а отцу – понять индейские законы белого человека. Но одобрение, которые все высказали по поводу их скромных достижений, напомнило братьям о той главной цели, ради которой их послали в школу.

На второй год Пловец перестал говорить в школе на языке кри, но с английским дела у него обстояли неважно. Поэтому он почти всегда молчал и вкладывал все силы в хозяйственные работы да еще в различные игры, в которые учеников заставляли играть, чтобы они учились соблюдать правила и воспитывали в себе дисциплину.

Последние два года своего трехгодичного обучения Чистый Голос сознательно старался следовать школьным порядкам. Он решил, что вынужденное смирение – это та цена, которую он должен заплатить за знания белого человека.

Последние девять месяцев его пребывания в школе были самыми продуктивными с точки зрения освоения знаний. Крепкий физически, прямодушный и целеустремленный, – Чистый Голос умел постоять за себя, поэтому ни воспитатели, ни товарищи не беспокоили его слишком сильно.

Очень помогла ему одна молодая монахиня – вчерашняя послушница, прибывшая из Квебека. Она умела ясно объяснять, была терпелива и не жалела сил, чтобы найти ответы на все его вопросы. Она хвалила Чистого Голоса за его замечательную память и природную сообразительность и говорила, что он научится хорошо говорить по-английски, если продолжит занятия после окончания школы.

К концу третьего года Чистый Голос мог уверенно выполнять основные арифметические действия, а его достижения в чтении позволяли ему понять смысл большинства текстов, написанных на простом и ясном английском языке. Хотя его словарный запас был весьма ограничен, он хорошо умел пользоваться словарем. Но это было все, что могла дать ему школа, поскольку официальный срок обучения подходил к концу. Несмотря на щедрые посулы, индейский агент отказался оплачивать его образование после того, как ему исполнилось пятнадцать лет.

Окончив школу, Чистый Голос снова отрастил длинные волосы и заплел их в две косы с пробором посредине. Чтобы косы выглядели толще и длиннее, он вплетал в них пряди черного конского волоса и украшал костяными трубками, нитями разноцветных бус и перьями.