Виктор О'Коннелл - Сын Орла

Мерными шагами Мария приблизилась к алтарной ограде, отворила ворота и с легким трепетом в груди ступила в алтарную часть. Это была святая святых храма, запретное место для женщин во время богослужения; однако именно здесь Мария всегда мечтала оказаться. Опустившись на колени на нижней из трех ступеней, ведущих к алтарю, она устремила взгляд на статую Катери. Неподвижную фигуру праведницы окружала аура умиротворения. Катери смотрела на Марию, и взгляд ее излучал спокойствие, терпение и понимание. Казалось, он проникал в самую душу и был обращен к ее истинной сущности. Мария чувствовала глубокую связь с Катери.

После нескольких минут созерцания Мария вернулась к алтарной ограде. Одна из ее спутниц зажгла пучок сладкой травы от пламени свечи и поводила в воздухе тлеющим пучком, рассеивая дым над головами женщин и над младенцем. Те же пассы проделали по очереди остальные участницы церемонии, в том числе и Мария. Затем старшая из четырех участниц поцеловала мальчика и передала его своей соседке, следующей по старшинству. Женщины, целуя, передавали малыша с рук на руки, пока тот не оказался у графини.

Держа в руках ребенка, Мария Консепсьон взошла по ступеням в алтарь. Женщины окружили ее, образовав полумесяц, словно диаконы, помогающие священнику во время торжественной мессы. Младшая развернула большое покрывало, на котором было вышито древо, символизирующее Конфедерацию ирокезов. На нижней ветке примостилась черепаха, представляющая Род Черепахи мохавков. На верхушке дерева – на страже Федерации – восседал Орел.

Мария расстелила покрывало на алтаре расшитой стороной вниз и положила на него мальчика. Затем она связала углы покрывала над грудью ребенка. Вынув у себя из волос коричнево-белое орлиное перо, она положила его рядом с головой младенца.

Мария поднесла руку к алтарю, легко коснулась его кончиками пальцев и стояла так, выпрямившись, подняв лицо кверху. Она безмолвно молилась, не сводя глаз со статуи Катери.

Она по-прежнему ценит девственность, как источник духовной силы. Она пошла на этот брак с единственной целью – обеспечить надежную защиту своему наследнику, который нужен ей для выполнения высокой миссии – возмещения понесенных индейцами утрат. Она понимает, что невозможно управлять жизнью другого человека. Но как Мать рода мохавков, передавая историю рода его сыновьям и дочерям, хотела воспитать в них глубокое понимание своих обязанностей перед шестью народами Длинного Дома, так и она хочет, чтобы ее сын вырос, чувствуя духовное родство со всеми индейскими народами Америки.

Подняв руки с раскрытыми ладонями на уровень плеч и глядя прямо перед собой, Мария произнесла громко: «Катери, ты была дочерью Рода Черепахи, когда пребывала среди нас. Сейчас ты – духовная Мать намного большего рода, дети которого рассеяны по всему миру. Мы, матери из твоего Совета женщин, просим тебя: прими нашего сына в свой духовный Длинный Дом, где нет различий между детьми Божьими. Научи его с уважением относиться ко всем духовным традициям. А когда он вырастет, помоги ему использовать во благо живущую в нем великую силу природного священства.

Звук ее голоса разбудил ребенка; он скосил глаза на мать и всхлипнул. Мария нежно обмахнула малыша орлиным пером, поглаживая его лоб и щеки, затем вложила черенок пера в открытую правую ладошку. Почувствовав прикосновение, малыш крепко схватил перо.

Графиня по очереди обняла своих спутниц, после чего те вышли из церкви. Сама она оставалась у алтаря, пока не услышала звук отъезжающей машины. Через несколько минут, как и было условлено, из ризницы появился священник. Он отвел Марию к раке с мощами Катери, на которую она ненадолго положила сына.

Когда графиня выходила из церкви, мимо проходили четверо мальчиков-мохавков с палками для игры в лакросс 54 54 Лакросс – канадская национальная игра индейского происхождения. . Они дружелюбно помахали Марии и, ободренные ее улыбкой, подбежали, чтобы взглянуть на малыша и поцеловать его.

Графиня велела шоферу ехать в аэропорт Дорваль, где ее ждал личный самолет, прилетевший за ней из Мадрида. В сопровождении двух акушерок, прибывших из Испании, она всю ночь – с несколькими посадками – летела домой в Севилью.

Спустя две недели в Страстную субботу в Севилью коммерческим рейсом прибыл Чарльз Гриффин. На следующий день кардинал, кузен Марии Консепсьон, окрестил мальчика в той самой купели, в которой крестили Марию, ее братьев, ее отца и еще многие поколения ее семьи.

Граф чувствовал себя неуютно в чуждой ему атмосфере католического собора, который все еще наполняли душные запахи, оставшиеся после Воскресной Пасхальной мессы. Он испытал большое облегчение, когда обряд крещения закончился. Часом позже состоялся прием гостей в доме его жены в Севилье. Никто из родственников графа не присутствовал.

Чарльза раздражал резкий, ломаный английский язык экспансивных родственников и друзей графини. После довольно формального приветствия граф уединился в библиотеке. Там, разглядывая карты XVI и XVII веков с маршрутами путешествий в Новый Свет, которые финансировали предки донны Марии Консепсьон, Чарльз поглотил два двойных односолодовых виски. Уединение и выпитое спиртное сделали свое дело: самочувствие его значительно улучшилось. Поразмыслив, граф поздравил себя с совершением очень выгодной сделки. Одним выстрелом он убил двух зайцев: произвел на свет наследника и обеспечил надежное финансовое будущее для Ардуна и для себя лично.

Восстановив таким образом бодрость духа, Чарльз вышел из библиотеки, чтобы пообщаться с гостями. Со свойственным ему обаянием и грацией он принимал комплименты. Когда пришло время уезжать, чтобы успеть на вечерний рейс в Лондон, граф все еще пребывал в приподнятом настроении и прошел в детскую, чтобы еще раз взглянуть на сына. Через какое-то время к нему присоединился кардинал. Бесшумно проскользнув в комнату, священнослужитель встал у детской кроватки напротив Чарльза. В течение нескольких минут граф, казалось, не замечал его присутствия. Занятый своими мыслями он глядел вниз на маленькое сморщенное личико спящего младенца.

– Эти христианские имена, которые вы и графиня выбрали для мальчика, – произнес кардинал мягко с легким испанским акцентом, – Руперт и Карлос! Они прекрасно отражают его благородное английское и испанское происхождение. – Кардинал посмотрел на графа, приглашая его к разговору. – Как и подобает в таких случаях, первенство должно принадлежать имени, выбранному отцом.

Поскольку граф по-прежнему хранил молчание, служитель церкви продолжал:

– Но должен признаться, я бы предпочел, чтобы его испанское имя стояло первым.