Владимир Ермолин - Прогулки с Чарой. Из жизни неправильного пуделя

В твердом уме и ясной памяти, будучи ни в одном глазу, я встал на гироскутер. Уговорили ребята, с которыми по вечерам гуляем с собаками. Они так лихо носились вокруг школы, что любопытство над трезвым расчетом взяло верх. Человек не тупой, я усвоил короткий инструктаж и водрузился на доску. Сначала одной ногой, потом второй, постоял столбиком, втянув живот, и качнулся вперед… В сущности, ничего хитрого. Главное для таких, как я, не разгоняться. Чара бежала сбоку, завернув голову в мою сторону, и заполошно лаяла. Потом мы с ней долго сидели на скамейке в тихой аллее, и я переживал свои новые ощущения. Что-то подобное, наверное, испытал мой далекий предок, впервые вступив на плавающее бревно. Оказывается и так можно передвигаться! Ни по возрасту, ни по здоровью, ни по деньгам мне уже не было дороги на эту орбиту. И все же я там побывал. И к великому множеству транспортных средств, коими пользовался во всю свою жизнь – от самоката на подшипниках до атомной подводной лодки – прибавил и это чудо техники. А весь вид Чары говорил: «Ну, Вова, я уже было простилась с тобой!». Ничего, смешная собака, мы еще полетаем. Мы еще удивим старушек на скамейках. И самих себя.

Девочка Катя, хозяйка йорка Кути, рассказывает мне, какой нынче «жуткий дефицит ветеранов». А вечера мужества проводить надо. Учительница обещала даже какие-то немыслимые блага тому, кто приведет на майские участника войны. Катя не без намека добавляет, что учителя на возраст фронтовиков смотрят сквозь пальцы. А что, надеть форму, кортик нацепить, надраить значок «За дальний поход» и пойти поведать юной поросли, как топил вражеские субмарины в северных морях. Надо выручать старых друзей по собачьим прогулкам. Однако удержался. Пусть седин прибавится.

9 мая. Раннее утро. Гуляем с Чарой. Вдруг откуда-то вывалился пьяненький мужичок. Согнулся в поясном поклоне, чуть не упав, и прочувствованно сказал: «Спасибо, батя, за Победу!». Нам с Чарой понравилось.

В электричке Александров – Москва мы с женой и Чарой ехали с симпатичной молодой парой. Они старались говорить необременительно для окружающих, но все же мое чуткое ухо различило английскую речь. Нетрудно было догадаться, что наши соседи интуристы. Одежда нынче ничего не скажет, но вот некоторая робость в движениях и какая-то легкая настороженность во взгляде выдавали в них уроженцев нездешних мест. А неожиданные крики коробейников вообще заставляли их вздрагивать и панически замирать в ожидании насилия. Словом, по всему было видно, что путешествие в русской электричке было для них авантюрой, сродни приключениям в пампасах. На подходе к Москве, когда вагон заметно опустел, парочка перебралась на теневую сторону. И мы тут же обнаружили на сиденье кошелек, выпавший из заднего кармана мужчины. Не мешкая, дабы не быть заподозренным в двусмысленной нерасторопности, я взял предмет и отнес его владельцу. Мое появление было встречено едва ли не испуганным взглядом обоих чужеземцев, но, увидев кошелек, они тут же засветились радостными улыбками. Я учтиво ответил полупоклоном и вернулся на место. Когда сел, увидел, что мои случайные попутчики оба стоят и смотрят на меня все с теми же сияющими лицами. Привстав, я поклонился. Они помахали мне руками и еще какое-то время ловили наши с женой взгляды, дабы одарить благодарными улыбками. Столь преувеличенную реакцию на достаточно простое действо я объяснил Чаре тем, что по каким-то причинам от нас ждали другого – я должен был кошелек прикарманить, а Чара интуристов – покусать. Как славно, сказал я собаке, когда это в твоих силах – не оправдать недобрые ожидания.

Идем с Чарой пустынной аллеей парка «Радуга». Мечтаем (мы любим мечтать). Вдруг откуда-то вылетает пацан на скейтборде. Несется прямо на нас. За ним вываливается некто в униформе. Кричит: «Держи его! Держи, уйдет!». Парень, лет тринадцати, пролетает мимо нас с вытаращенными от ужаса глазами. Секунда – и он за горизонтом. «Ну, что же вы! – унимая одышку, начинает укорять меня охранник (а это охранник, судя по надписи на кармане). – Почему не задержали? Вам же кричали!» К нам не спеша подходит прилично одетый господин и говорит: «А он в сговоре. Возьми-ка у него документы». Через минуту выясняется, что строгий господин – пострадавший. В его машину, припаркованную где-то тут, за кустами, въехал «вот этот гаденыш». «А ты, – тычет в меня пальцем господин, – его не задержал. Значит, отвечать будешь ты». Тут тихо подкатывает полицейская машина. Чара замирает в ногах. Она почему-то трепетно относится к служебным авто и людям в погонах. К нам подходит капитан, козыряет, представляется. «Вот, – говорит капитану пострадавший, – этот даже пальцем не пошевелил…». – «Я все видел», – лениво отвечает капитан. И ко мне: «Ваши документы». Посмотрел паспорт, спрашивает: «Ну, что же вы не задержали парня?» – «Знаете, – говорю я полисмену, – у меня с детства такая привычка, не ставить подножку пацану, когда он убегает от милиционера». – «А милиционеру?» – улыбается капитан. Ну, тогда уж и мы с Чарой улыбнулись. Нам вернули документ, и пошли мы себе дальше. За спиной раздался раздраженный голос господина в дорогом пальто. Его перебил ленивый голос капитана: «А почему ваша машина припаркована в неположенном месте? Ваши документы». Чара все время оглядывалась, пока мы покидали место события. «Шею свернешь», – говорю. Капитан ей очень понравился. Влюбчивая она у меня.

Он появляется на скамейке в сквере ранним утром. Разворачивает газету «Правда» и читает. В этот час здесь тихо. Никто ему не мешает. Однажды мы с Чарой сели рядом. Зная манеры пуделихи, я хотел было перехватить ее, но не успел, она плюхнулась между нами. Я извинился и стал ее прогонять, но старик проявил дружелюбие и потрепал Чару за холку. Так мы познакомились с Александром Савельичем. Впрочем, что значит познакомились, я и поныне почти ничего не знаю о нем, кроме имени отчества. А еще то, что каждое погожее утро он читает один и тот же номер газеты «Правда» за 9 июня 1971 года. «Вот, – говорит он, стуча пальцем по газете, – в Чили убили министра внутренних дел. Так и до Альенде доберутся». Или: «Второй день летают коммунисты Добровольский, Волков и Пацаев. Сегодня приступили к экспериментам на первой в мире пилотируемой станции „Салют“. Ни хухры-мухры». И смотрит на меня. Я киваю, в смысле, не хухры. Это тяжело больной человек. Его сознание застряло в прошлом, ни шагу за меловую черту 9 июня 1971 года. Он внешне совсем не страшный, тихий, вежливый. Мне сказали, что умом он тронулся лет 20 назад, когда потерял в автокатастрофе жену и взрослого сына. И вот доживает под приглядом сестры, такой же ветхой старушки. Так и не вернутся из этого полета космонавты Добровольский, Волков и Пацаев, погибнув через 22 дня при посадке. Через два года будет убит Сальвадор Альенде. Но для старика они живы. Летают, строят социализм. И нескончаемо звучит речь тов. Кириленко на съезде Монгольской народно-революционной партии. А сегодня случилось маленькое чудо. Когда уже снимались со скамейки, Александр Савельевич положил руку на голову моей пуделихи и тихо сказал: «Чара – человек». Почему чудо? Потому что он никогда ничего не запоминал из нового мира, того, что после 9 июня 1971 года – ни-че-го. И за год нашего знакомства никогда не называл ни меня, ни собаку по имени. Когда мы шли домой, я сказал морде с сияющими глазами: «Чара, ты – человек».