Вадим Голубев - Изломы судеб. Роман

В одну из суббот заглянул Лёнька.

– Собирайся, Коля! Нужна помощь! Оружие имеется?

– Наган – твой подарок и браунинг – награда за Гражданскую. Что за помощь нужна? – уже на ходу спросил Николай.

– Анархиста Ахтырского брать будем. Мы его задерживали еще в восемнадцатом году. Тогда он заныл: дескать я – социально близкий, политический союзник. Что буржуев грабил – так это на дело мировой революции. Взяли с него честное слово не воевать против Советской власти и отпустили. Из Москвы Ахтырский уехал. Всю Гражданскую войну провел в бандах Махно, Маруси-бандитки, батьки Максюты. Теперь вернулся. Мало того, что принялся за грабежи – убивает всех, кто ему не понравился. Пытались его на днях взять, подранили. Он упал, прикинулся мертвым. Когда наши подошли, открыл огонь из двух маузеров. Видимо-невидимо людей положил. И наших, и случайных прохожих.

Леонида и Колю подхватила машина ВЧК. Домчала до одной из остановок трамвая. Туда же привезли еще пятерку чекистов.

– По агентурным данным Ахтырского неоднократно видели в районе этой остановки, – сообщил старший группы. – Здесь у него поблизости «берлога». В это время он ее покидает и куда-то уезжает на трамвае. Если верить нашим секретным сотрудникам, должен появиться минут через десять. Пока, товарищи, делаем вид, что ждем трамвая. Берем Ахтырского по моей команде: «Этот – наш».

Ахтырский появился несколько раньше. Старший вовремя среагировал:

– Этот наш! – отбросил он газету.

Чекисты бросились к Ахтырскому. Тот выдернул из-под плаща маузер. Однако Николай опередил его. Он выстрелил анархисту в сердце, всего шагов с пяти. Тот, хватая ртом воздух, начал заваливаться, выбросил вперед руку с оружием. Однако выстрелить не успел. Пули из наганов и браунингов разнесли его в клочья.

– Живым надо было брать! – цыкнул на Колю двоюродный брат.

– Ахтырский объявлен вне закона как политический террорист и подлежал немедленному уничтожению, – сплюнул старший. – Я специально приказал взять на операцию того, кто не очень разбирается в наших уставах. Чтобы действовал не по ним, а по обстановке. Молодец – красноармеец! Матерого хищника завалил!

– Я еще в восемнадцатом году дал ему рекомендацию в ЧК. Да он на фронт сбежал, – хмыкнул Леонид.

– Теперь и я дам, – сказал старший группы.

– Мне бы Академию закончить… – замялся Николай.

– Ладно уж, академик! Садись в машину – отвезем домой. А эту падаль товарищи в морг определят…

Доучиться Лебедеву не дали. Получил направление в соответствии с партийно-комсомольской мобилизацией на учебу в Школу командного состава Пограничных войск. В школе стоял дым коромыслом.

– Кто такие пограничники? Это, что ли, как стражники при царизме? Нет моего желания здесь обучаться! Пиши меня в красную конницу товарища Буденного, а еще лучше – в Рабоче-Крестьянский Красный Флот! – бунтовала комсомольская молодежь.

– Тихо, товарищи! – прикрикнул командир-пограничник, как выяснилось позже заместитель начальника школы. – Кто не хочет учиться отпустим! Однако сообщим в партийные и комсомольские организации о вашем непонимании политики советского государства! Вас сразу из партии с комсомолом в шею выгонят! Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Еще есть желающие демагогию разводить?

– А ты, товарищ – кавалер ордена Красного Знамени тоже не желаешь учиться? – кивнул он на награду Лебедева.

– Откровенно говоря, не желаю! Но если партия велела – буду учиться на пограничника, – ответил Николай. – Как говорится, стерпится-слюбится…

– За что орден?

– В девятнадцатом году за взятие Уфы получил. Лично из рук товарища Фрунзе.

– Что сознательность проявляешь – правильно! А вот насчет «стерпится-слюбится» – зря! Поверь, товарищ, пройдет совсем немного времени, и отменят мобилизации! Молодежь станет считать честью служить в погранвойсках. В очереди стоять будет, чтобы к нам в школу попасть!

После получили обмундирование – новенькие гимнастерки с темно-зелеными нагрудными клапанами – «разговорами» и такими же петлицами, шлемы с темно-зелеными звездами, галифе и кожаные… лапти. Над ними долго смеялся Александр Федорович, назвавший эту обувь «штиблетами в клеточку».

– Ладно, – хмыкнул он. К концу учебы собственноручно сошью тебе сапоги – генеральские, как при царизме. А в этой обувке много не навоюешь!

Пришлось в таком виде идти на свидание с Леночкой – гражданскую одежду у курсантов забрали. Та отнеслась с пониманием:

– Преодолеем разруху, Коленька, будет все по-другому. И обувь у военных будет совсем иная!

На полгода «загремел» Николай на казарменное положение. Увольнение давалось лишь по воскресеньям. Остальное время было посвящено учебе, караульной службе, выполнению различных хозяйственных работ. Лебедев успевал лучше других, стал командиром отделения. Отличился он не только знаниям уставов, тактики. Лучше других Коля овладел японской борьбой джиу-джитсу. Этой борьбе курсантов стали учить с первых же дней пребывания в школе. Босой чернявый человечек с раскосыми глазами, желтым лицом, в синем наряде и черном поясе церемонно поклонился ученикам.

– Чему может научить этот китаёза? – пренебрежительно кивнул на него двухметровый Ваня Гулидов – силач и признанный кулачный боец из Сокольников.

– Я не китаец, а японец! Японский коммунист, – обернулся в его сторону, услышавший реплику преподаватель. – Зовите меня: товарищ Акихиро. Ну а чему могу научить сейчас покажу. Курсант Гулидов, ко мне! Попробуйте одолеть меня! Не стесняйтесь – бейте!

Ваня с размаху нанес мощный удар. Кулак просвистел над головой присевшего учителя. Ваня ударил левой рукой, норовя угодить в грудь. Снова кулак просвистел рядом с отступившим на шаг товарищем Акихиро. Еще серия размашистых ударов не достигла цели. Затем японец поднырнул под Ваню и неуловимым взгляду броском швырнул через себя. В мгновение преподаватель оказался на спине распластавшегося на матах Гулидова, заломил ему руку за спину.

– Больно? – спросил японец.

– Ох, больно! – выдохнул Ваня.

– В строй! Кто следующий товарищи?

Курсанты били педагога, кто чисто уличными приемами, кто – боксерскими ударами, кто пытался завалить. Товарищ Акихиро ловко увертывался, а затем, когда противник начинал уставать, опрокидывал его то подсечкой, то подножкой, то броском через бедро или голову. Дольше всех продержался Николай. Он использовал приемы боя, коим его научил Леонид. Наконец, преподаватель опрокинул и его.

– Эти удары мне незнакомы, – сказал японец.

– Они наши, семейные, – встал Николай.

– Но меня тоже недаром родители Акихиро назвали, что по-русски означает: умный. Вы, товарищ курсант, особенно способный. Если хотите, поучу вас дополнительно, в свободное от учебы время.