Вадим Голубев - Изломы судеб. Роман

Коля овладевал не только приемами джиу-джитсу. Однажды он, было, одолел учителя, но тот нанес ногами серию ударов, незнакомых Лебедеву.

– Не по правилам! – поднялся с ковра Николай.

– Враг тоже не по правилам будет драться, – как всегда невозмутимо ответил японец. – Могу поучить вас этому виду борьбы. Карате называется. Я предложил учить курсантов и ему, однако начальство сочло лишним.

– Посильнее джиу-джитсу будет, – оценил единоборство Николай.

– Знающий карате может победить вооруженного саблей, ножом, пистолетом, винтовкой. Может даже увернуться от пули. Будем учиться?

– Обязательно будем, товарищ Акихиро!

Вскоре знания, полученные от японца, пригодились Николаю. В один из октябрьских вечеров он возвращался с Леночкой из театра. Та говорила, что красный командир должен быть человеком высокой культуры. Поэтому тащила Колю на все премьеры, все выставки. Уже неподалеку от ее дома молодых людей тормознула троица щегольски одетых парней.

– Гоп-стоп, перевернуться, бабушка здорово! – спели они припев любимой бандитами песни, брезгливо скользнули взглядами по лаптям Николая. – Отвали, лаптёжник! А ты, барынька, выворачивай сумарёк! Кольца, серьги снимай! Не то из ушей выдернем!

На Колю смотрел наган, двое других бандитов поигрывали финскими ножами. Николай ударил ногой по руке с револьвером. Послышался хруст ломаемой кости и лязг о мостовую выбитого оружия. С разворота Лебедев ударил по шее ребром ладони оказавшегося рядом налетчика. Третьего застрелила Леночка из вытащенного из сумочки маленького, «дамского» пистолета. Коля приемом джиу-джитсу сломал руку бандита, выронившего нож. Бандиты попытались подняться, но ударами ног Лебедев вернул их на мостовую. Вдалеке слышались трели милицейских свистков.

– Я вас, суки, из-под земли достану! На куски порежу! – сипел тот, что был с наганом.

– Жаль, гнида, ты в двадцатом году мне под Иркутском не попался! – выдохнула Леночка и прострелила ему колено.

Прибежала пара запыхавшихся милиционеров.

– Яшка Молдован! – оттянул за волосы голову бандита под свет уличного фонаря постовой. – За ним десятки грабежей и шесть убийств. Этот – Петя Костромской – подручный Молдована. Кто третий?

– Сёма Кныш, – ответил напарник, осветив голову убитого.

– Считайте, граждане, что отделались легким испугом. Эта троица в последнее время не только грабила, но и убивать начала! Зарезали бы вас!

Остаток ночи прошел в милицейском участке, даче показаний, оформлении протоколов. Лишь под утро влюбленные вернулись домой.

– Что было в двадцатом году под Иркутском? – спросил Николая любимую.

– Тогда много колчаковцев взяли в плен. Расстрельные команды не справлялись. Пришлось и нам – сотрудникам политотдела приводить в исполнение приговоры ревтрибунала… – ответила Леночка. – В бою тоже убивать приходилось. Мы все были политбойцами. Когда складывалось тяжелое положение, первыми в атаку шли. Тогда командиры кричали красноармейцам: «Девки в бой идут, не боятся! А вы – мужики носами в землю уткнулись!» Так, и поднимали в бой. Немало наших девушек полегло. Но я – маленькая, в меня попасть трудно. Да и осколки мимо пролетали. Без единой царапины Гражданскую прошла!

– А если бы беляки в плен взяли?

– Долго бы насиловали, а потом живот вспороли или сожгли. Я такого тоже повидала…

После руководству школы пришла благодарность в адрес Николая за помощь в задержании особо опасных преступников. Выплатили даже небольшую премию, которую Лебедев пожертвовал в помощь голодающим Поволжья, за что получил благодарность в приказе от руководства школы.

Николай предложил Леночке выйти за него замуж и поехать на заставу, к месту распределения.

– Замуж согласна, но из Москвы меня Надежда Константиновна не отпустит. Много сейчас работы по выявлению и уничтожению классово-чуждой литературы. Она возглавляет комиссию. Я у нее первый помощник. Собираем всяких Ницше, Шопенгауэров, перерабатываем их книжонки на бумагу. Ветхое, не подлежащее переработке, публично сжигаем на кострах. Да и у наших чуши хватает. Один Бердяев чего стоит!

– Кто такая Надежда Константиновна?

– Надежда Константиновна Крупская – жена Владимира Ильича Ленина. Да и сам он в восторге не будет. Говорит, что, когда я у них бываю, его Надежда Константиновна не сильно «пилит». Ничего, Коленька! Наша любовь проверена долгой разлукой, Гражданской войной!

Учеба пролетела быстро. К выпуску Александр Федорович собственноручно сшил Николаю сапоги. Такие, какие он шил господам-генералам при царизме.

На заставе, затерянной в девяти километрах от железнодорожной станции и в двенадцати километрах от уездного центра Сестрорецка, ее командир, латыш Берзинь внимательно осмотрел обновку.

– Эта обувь хороша для парадов. Мы носим другую, встал он из-за стола.

На начальнике были высокие ботинки на рифленой подошве из красной резины.

– В твоих сапогах денек попрыгаешь по нашим скалам и выбросишь. Получишь такие у старшины!

– Где вы их берете? – удивился Коля.

– У контрабандистов отбираем. Сейчас граждане-нэпманы начали в Крым ездить. По тамошним горам ходить. Вот, и тащат чухонцы шведские или норвежские башмаки. Ну а мы при задержаниях обувку изымаем. Задержанных передаем финской стороне. Так сказать, выдворяем на родину. Наглых сдаем в ОГПУ. Сегодня отдыхай! Завтра утром тебя на занятиях жду!

– Что за занятия? Меня, вроде, всему в школе научили…

– Не всему! Как сорока кричит, когда на ее территории волк или медведь появляется знаешь? А когда человек идет по ее владениям, знаешь? Голос всякой птицы или зверюшки знать надо! Очень полезно в нашем деле.

– Вы то все откуда знаете, товарищ командир?

– Сам я из Рижского уезда. У нас там не только заводы. Непроходимые леса есть. Я из таких лесов родом буду. Все это в меня с молоком матери вошло. Ну а на границе у нас, как и везде, неспокойно. Не только контрабандисты – шпионы и диверсанты лезут.

Началась служба Коли на границе, среди упиравшихся в болота скал. Болота то отступали, обнажая трупы утонувших в них контрабандистов. То наступали, готовя ловушки для новых жертв. Пограничникам было легче. Берзинь научил их определять предательские трясины. Однако в них попадали окрестные финны, которые должны были бы знать капризы природы.

– Чухонцы! Что с них взять? – вздыхал Берзинь, когда к нему приводили очередного вытащенного из болота контрабандиста.

Выудил одного такого и Николай. На девять километров государственной границы приходилось девять бойцов, старшина, командир, да политрук заставы. Освобождался от патрулирования лишь старшина, готовивший на всю заставу завтрак, обед и ужин. Бойцы ходили в дозоры парами. Командиры, как боле подготовленные, осуществляли патрулирование в одиночку. В один из таких обходов границы Лебедев наткнулся на увязшего по грудь в трясине мужика. На твердой почве лежал большой заплечный короб.