Михаил Дунаев - Кровь на бумагах. Наперегонки

– Как и подобает немцу, господин Холтофф, – сказал с чувством гордости старший лейтенант, который расцвёл буквально на глазах.

***

К семи в кабинете собрался весь состав клуба – это были подполковник Холтофф, и его коллега, капитан, которого все запросто называли Гансом, и совершенно неприметный фельдфебель Новенький никогда не видел этого фельдфебеля.

– Ну, господа, пойдёмте.

И заперев кабинет на ключ (опечатывать его он не стал), вся эта честная компания прошла в подвал, и уж чего он не ожидал увидеть – так это бильярдного стола. Самодельный бильярд не отличался дорогим сукном, цвет которого был подозрительно знаком Борзигу.

– Вижу, вас заинтересовало сукно. Его отдали я и Фриц. Это наши офицерские кителя. А вот что там, под сукном, вы увидите по поводу Дня Конституции. Теперь я спрошу вас вот о чём… вы воевали?

– В Большую войну?

– Польские награды нас не интересуют, – отрезал Фриц. Душой компании этого парня назвать было сложно. Или же он просто привыкал к новому лицу в этом подвале.

– Это был риторический вопрос. Я поступил в войска только в этом году.

Холтофф примиряюще сказал:

– И это правда. В ящике к стены, лежит старое военное знамя и наши награды. В тёмном углу мы приготовили кое-что серьёзнее. Мимеограф и печатная машинка.

– Собираетесь готовить листовки?

– Нет, мы его используем по… служебной необходимости. А теперь я скажу вам вот что. Теперь вы втянуты в тайное немецкое общество. Мы помогаем другим немцам, и ждём от немцев национального сознания. Сегодня вы проявили его. Позвольте вам представить и других членов нашего клуба.

Холтофф подошёл к Фрицу:

– Это мой первый соратник, Фридрих Штиглиц. В его светлую голову пришла мысль ограничивать поставки топлива для поляков.

Слово взял и сам капитан:

– Видишь в чём дело. Поляки спустили нам «приоритет». В нём строго дали понять, что немецкие дивизии должны снабжаться топливом в последнюю очередь или не должны снабжаться вообще, если запасы менее пятисот тонн. Двести тонн – железный запас на случай военной катастрофы, а триста тонн бензина сверху – для эвакуации поляков.

– То есть? В случае военного провала поляки уйдут, оставив тылы на немцев?

– А немцы останутся без топлива, и тут два варианта – умирай или сдавайся, но приказов сдаваться не существует.

Холтофф решил слегка скрасить этот желчный пессимизм:

– И поэтому мы сберегаем бензин для немцев, говоря полякам, что осталось только двести тонн. Сегодня вы обманули польского генерала и сберегли сто пятьдесят тонн топлива для наших сородичей в армии. Представлю вам и нашего бравого фельдфебеля Фалька.

Фальк решил сказать о своих делах сам:

– Я спасаю немецких солдат от притеснений поляков, но скажу по секрету, – он понизил голос, так чтобы подслушивать было неудобно, – я бы спасал и поляков, если бы их кто-то притеснял. А так, связался с этими «Веймарскими перечницами» и они изображают из себя подполье и играют в бильярд в подвале.

И Борзиг, слегка потупил взгляд, протянув руку этому молодому человеку. Несмотря на возраст – Фальк был всего на пару лет младше, лицо его было исполосовано шрамами, на левой стороне шрам тянулся до самого виска. Не было и мочки уха. Они были не похожи на шрамы от мензурной дуэли. Он поймал взгляд и ответил:

– Шрамы от русских. Защищал Берлин.

Холтофф и Фальк обменялись взглядами, после чего Ганс добавил:

– Он постоянно скромничает… ну-с, давайте господа. По рюмочке и в бильярд.

И будто по волшебству на старом офицерском сукне бильярда явился коньяк.

– Ненормированный. Такого по карточкам не дают и полякам, – отметил Фриц.

– А поляки получают яйца, и, хотя бы немного настоящего масла. Нашим соотечественникам дают яичный порошок и сплошной маргарин, – раздраженно заметил Ганс, упиваясь столь родным ему цветом фельдграу, – зато в армии все равны?

– Разуй карман шире! Польские части сытнее. Нам просто не доверяют, – сказал он, глядя как Фриц разливает коньяк по серебряным «церемониальным» стопкам с германскими орлами.

Ганс поднял стопку: «За нового немца среди нас и за воскресение германского Рейха.»

Борзиг выпил и в некотором замешательстве поинтересовался:

– Рейх?

– Вы верно не помните, как Клемансо хотел запретить нам употреблять это священное слово. Вам не нужно объяснять, как по-немецки страна и как по-немецки государство как совокупность чиновников. А Рейх – это наша держава. Рейх – для всех немцев, разбросанных без угла в родном доме.

– Ганс, только без гимнов! Мозг новичку выносишь через слуховое окошко. Верно? Лучше расскажи, в каком смешном положении твоя должность.

– О, верно! Знаете, сколько чиновников контролируют мою работу? Четыре министерства, представляете?

Борзиг недоуменно спросил:

– Четыре?

– Да. Я как военный подчиняюсь министерству обороны, моя работа на складах требует отчётов в министерство стратегических запасов, то, что на моём складе топливо – значит, я подчиняюсь министерству топливных ресурсов. И, в конце концов, я контролирую кусок железнодорожной ветки и подчиняюсь министерству транспорта. Коммунисты устроили бюрократический ад, но мне он на руку.

И Фридрих резюмировал:

– Как и всем нам. Ну, давайте в две команды. Русский бильярд, играем в две команды. Ганс, проучим молодняк, или равными шансами?

– Кинем монетку. Гинденбург за равные возможности.

Фриц достал монету в одну рейхсмарку. Орёл – со свастикой, и квадратный череп Гинденбурга. Монетка вспорхнула к крыше подвала и приземлилась на сукно.

– Ну вот. Нацистский орёл под президентом. Борзиг, в чьей команде вы собираетесь играть?

– Я… пожалуй, с Холтоффом.

– Ну и отлично. Ян, у нас отличные шансы. Ты как, первым в атаку или второй волной.

Ян тихо сказал: – Ну и шуточки у тебя, Ганс. Вперёд и с песней.

Ганс же пропустил это мимо ушей, и сказал уже Холтоффу:

– За вами первый удар.

Удар, треск, и шары слоновой кости (или всё-таки бакелита), разлетелись. Один из них угодил в правую дальнюю лузу. Холтофф продолжал – он прошёл к правой стороне и попытался загнать еще один… но провал.

Ян всё это время апатично меловал кий для Фрица, ощущая себя оруженосцем. Капитан принял это оружие, встал напротив подполковника, и попытался закатить шар.

– Не пробовали заказать нормальное сукно? – поинтересовался Борзиг.

– Мальчишка! Что вы смыслите в сукне, – возразил Холтофф.

– А мальчишка прав, – тихо сказал Фальк, себе под нос.

– Разговор беспредметен, – отрезал Фриц.

Перед ударом возникла неловкая заминка, и Фальк услышал странный звук. Он тихо похлопал по плечу капитана. Тот сказал:

– Ну… поезд и поезд.