Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

Ещё один человек сидел, возложив одну ногу на другую, на кухонном табурете и разговаривал сам с собой. Он рассуждал об истории и перспективах государства. Его волновали политические, экономические и экологические обстановки. Он спорил, доказывал, приводил факты и аргументы, искал виноватых и предлагал пути, следуя коим, можно всё изменить к лучшему и построить город-сад. Он мог бы даже стать президентом или, по крайней мере, небритым революционером со звездой на шапке, прятаться в джунглях с автоматом в руках и прибором для ингаляций во рту.

Но он был всего лишь человеком, который сидел в кухне, дымя папиросой в потолок, а с потолка жёлтой перхотью сыпалась штукатурка. А вместо рупора для глагола, коим надлежало жечь сердца и души, держал он в руках бутыль с мутным самогоном и шматок сала.

А я ни о чем не мечтал. Я просто сидел на теплой крыше и смотрел на снег, падавший к моим ногам.

Сидел я давеча в центре всех вселенных за кухонным столом и ничего не делал. Это, к слову, величайшее искусство есть. Многие говорят, дескать, чтобы ничего не делать больших умов не требуется. Так могут сказать лишь те господа, которые ни разу в своей жизни не бездельничали. Попробуйте-ка сесть и ничего не делать. Спорим, что не сдюжите? Ну, просидите четверть часа, просидите половину, а то и целый час – дольше не выдержите! А я выдержу. Но речь не об том.

Спешу поделиться великим открытием, сделанным мною в момент падения со стремянки с гвоздями меж зубов. Я нашел способ, коим можно регулировать продолжительность собственной жизни любому человеку. Серьёзно. То бишь, человек может запросто прожить не одну сотню лет, ежели, конечно, захочет. Каким же образом? – спросите вы. А я вас научу!

Для начала теория. Год календарный, как и аномалистический, тропический, сидерический и драконический, состоит из 365-ти суток (плюс пара-тройка часов, не суть важно). Если взять за среднюю продолжительность жизни 70 лет, то получим цифру 25550. Таково количество суток, которое проживает среднестатистический человек. Теперь, внимание, ключевой вопрос: как человек отличает один прожитый день от другого? А так: конец дня совпадает с отходом ко сну, а начало с пробуждением. Время суток значения не имеет. Ибо ночной сторож под названием Федя Синяк с птицефабрики, существует по иным биологическим часам нежели плантатор по имени Хуан Альварес в сомбреро и с мачете.

Итак, человек пробуждается с началом индивидуального дня, а отходит ко сну с его окончанием. Значит, ежели человек такой станет отходить ко сну дважды в календарные сутки, то и проживёт он в два раза дольше. То есть, вместо 70-ти лет – 140. Далее. Если человек будет ложиться в койку, а спустя час подскакивать и бродить там-сям тоже час, после чего снова ложиться в койку, то за сутки он проживет двенадцать дней. В итоге мы получаем среднюю продолжительность жизни – 840 лет! Вот так.

Впрочем, гениальное открытие можно использовать и наоборот. Изнанка, так сказать, состоит в том, что оно вполне пригодится упаднического психотипа господам, любителям пожаловаться, мол, жить им невмоготу и количество предстоящих лет угнетает. Мол, от жизней таких и осознаний хоть сию же минуту в петлю. Да только больно в петлю, ибо задыхаются.

Предлагаю поступать следующим образом. Спать раз в двое-трое суток. Средняя продолжительность в этих случаях составит 30—35 лет.

Впрочем, сии доводы смыслу не имут, ибо как ты ни пляши, а пусть хоть тысячу лет минует, а все равно положат в корыто, кое другим покрыто.

Человек задумался, почему температура окружающей среды меняется исключительно по ночам. Когда он спит и сопит, уткнувшись в тёплую подмышку жены.

И человек дождался первого дня осени.

И перестал спать.

И время ушло.

Ёлс меня задери, ежели я солгу! Это не байка бабья байная, а самая, что ни на есть, взаправдашняя история. А было дело так. Трое пастухов, возвращаясь домой, заблудились в лесу. Поплутали по оврагам да тропинкам, покуда не вышли к одинокой корчме.

– Однако же странная корчма. – молвил первый пастух – Ибо географическое расположение оной, а именно – удалённость от какой-либо инфраструктуры, вызывает некоторые сомнения относительно ее непосредственных функций.

– Полноте, коллега – перебил его другой пастух – Ничего сверхъестественного в данном объекте не наблюдается. Корчма как корчма.

– Корчме надлежит располагаться у проезжей части, ибо того требуют экономические факторы, такие как спрос и предложение. А какой может быть спрос, когда ни одного мало-мальски населенного пункта на пять квадратных километров, ни одного шоссейного тракта, ни одного, простите, спрашивающего? Подозрительно…

– Как можно строить подобные гипотезы, не исследовав сам объект? – завершил спор третий пастух.

Друзья отворили неприветливо скрипящие двери и вошли в корчму.

Внутри почти никого не было. В маленькой комнатке, освещенной тусклой свечкой, находились два деревянных стола и несколько грубо сколоченных скамеек, в дальней стене было вырезано окно, а в окно глядел хмурый корчмарь.

– Запутала нас лешачиха, брат! – сказали пастухи корчмарю. Тот покачал головой, но ничего не ответил.

– Послушайте, любезный, – начал первый пастух. – Отчего ваше питейное заведение находится в столь безлюдной местности? Насколько негативно сей факт сказывается на прибыли? И как далеко отсюда ближайшая деревня?

Корчмарь скривился неприязненно, поднял желтый от воска палец к потолку и сказал:

– Како погане суще языци кланялися идолом!

– Простите, не понял…

– Оставьте его, – прошептал на ухо скептически настроенному пастуху оптимистически настроенный коллега – Разве не видите, что он недоумок? – он обернулся к корчмарю. – Нам бы выпить, брат, да заночевать где. Мы – народ неприхотливый. Можем и в амбаре, и в хлеву.

– В хлеву нельзя, – помотал чубом корчмарь. – Там Коровья Смерть с весны сидит и всех поедом ест. А в амбаре можно…

Первый пастух попытался выдать научно-логическое опровержение, но второй пастух снова его одёрнул, объясняя поведение корчмаря скудоумием и последствиями психических болезней. Друзья расселись за столом и принялись обсуждать рудиментарность космогонической и антропогонической мифологии.

Когда за окном стемнело, в дверь корчмы кто-то постучал. Пастухи вздрогнули. Очень уж неуместен был сей стук в замогильной тишине. В корчму ввалился низенький мохнатый мужичок.

– Ух-ух-ух! Снес яйцо черный петух! – мохнатый подмигнул с порога корчмарю и пристроился к пастухам. – А вы что за птицы? Рассказываете небылицы, о том, как дитя щиплют ночницы? Дитя кричит, а мати плачет? – пастухи переглянулись, а мохнатый высыпал на стол пригоршню золотых монет. – Две тысячи веников, пятьсот голиков, по три денежки сотня – много ли рублёв?