Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

Подземный князь, в чьих владениях оказался возлюбленный колдуньи, перепугался, когда узнал об этом, потому как ежели от голода перемрут все, то и княжество придет в упадок! Поэтому и стал отправлять ежегодно своего клиента в девятимесячный отпуск. Князь был бы рад вообще избавиться от опасного субъекта, да статус покойника вынуждает последнего периодически отмечаться в списках умерших, и хотя бы делать при этом мученический вид.

Вот почему весна наступает, когда к колдунье возвращается её мертвый избранник, а под конец осени уходит. От сей кровосмесительной связи, кстати, родился у колдуньи сынок, который придумал деньги! Да-да! Те самые деньги, в кошельках звенящие.

Однако же, к старости, если верить афинскому комедиографу, сынок ослеп и стал раздавать сии деньги кому ни попадя. Оттого и случается так, что хороший человек без гроша сидит, а злыдень барышами звенит. А как иначе? Пробовал было раздать кому попадя, так мир совсем перевернулся и возопили обнищавшие боги.

Колдунья, конечно, была женщиной доброй и бескорыстной, что свойственно людям с горемычной судьбой. Но до поры и до времени. Глуповатый дровосек пошел рубить деревья в её саду. В ответ на просьбы не портить массив заругался матерно и даже топором замахнулся;

– Поди прочь, – закричал. – Курва!

И тогда колдунья прокляла дровосека, вселив в его тушку вечное чувство голода. Грубиян настрадался так, что даже рассказывать стыдно. Сперва, вернувшись домой, опустошил холодильник и кухонный буфет, потом проел все сбережения, мебель и квартиру. Кончил жизнь на помойке, где питался грязью, а потом и самого себя съел.

Мораль такова – не гневите женщин!

Родился однажды человек и пошел по миру. Шел-шел, пока не понял, что срамотно вот так по миру ходить, без колов да дворов быть, шаляй-валяем слыть, et caetera. Вкопал он в землицу кол и построил дом. Сел, значит, в дом и сидит. Сидит и думает, что негоже дому пустому стоять. Распихал он мебель по углам и феншуям, да и сел опять. Чувствует, не хватает чего-то. Все, вроде бы, на местах – и потолок натянут, и окно в пластике, и ванная комната в кафеле, и посуда в фарфоре, и унитаз блестит. Но что-то не так!

Лёг человек на диван, плюнул в потолок – весело! Плюнул еще раз – наскучило. Поставил на плиту кастрюль, сварил супчик, скушал супчик – хорошо! Снова поставил кастрюль, сварил супчик, стал кушать супчик – не лезет! Вот тогда и влезла в голову мысль – а что если пригласить в гости барышню или юношу?! Сказано-сделано. Написал человек объявление и отослал в газетку, дескать, ищу людей для формирования собственной полноценности.

Первой в его дом пришла барышня.

– Ах! – воскликнула барышня, открыв дверцу холодильника, и прикрыла глаза ладошкой.

– Ах! – воскликнула барышня, включив телевизор, и подпрыгнула.

– Ах! – воскликнула барышня, нажав кнопку на стиральной машинке, и объела весь кафель со стен. Обиделся человек за съеденный без спросу кафель и прогнал барышню.

Вторая барышня не обратила внимания ни на холодильник, ни на телевизор. Даже порывалась их в окошки повыбрасывать. Когда же человек пытался сим хулиганствам воспрепятствовать – превратилась в муху, и давай ему надоедать – то на нос сядет, то в ухо залезет. И лапки потирает алчно. И жужжит-жужжит-жужжит. Схватил человек газетку с объявлением своим, да и прихлопнул насекомую тварь.

Третьим гостем оказался юноша. Глянул хмуро и говорит;

– Денег дай!

Человек денег дал – юноша деньги взял и ушёл, но вскоре вернулся с наркотиком. Выпил наркотик и растаял снегом по весне.

Затопал ногами человек, стал было волос рвать, да вовремя спохватился, повесил на двери табличку «Умер. Не беспокоить!» и заперся на десять замков. И зажилось ему счастливо и солнечно, радостно и беззаботно. Никто больше не грыз кафель, никто не просил денег, никто не разносил заразы. Так и дожил человек до старостей, и ушёл в мир иной, смеясь-хохоча.

А табличка до сих пор на двери висит.

Жил на свете благочестивый господин, известный своими мудростями и добродетелями. Однако же был скромен, проводя тихие вечера в маленьком садике под звёздным небом, писал стихи, дружил с нимфами и музами, разговаривал с ночным бризом и слушал пение невидимого птица.

Идиллия длилась недолго. В стране, где он жил, пропал при странных обстоятельствах царь-государь. Случай сей вызвал смущения и кривотолки, учёные мужи всевозможных сословий влезали по очереди на трон, но от этого становилось только хуже, ведь каждый желал видеть на троне себя. И лезли они, лезли, что твои обезьяны на банановую пальму, пока не осознали нужду в настоящем царе, личность которого будет устраивать всех без исключений. Тут-то и вспомнили они про благочестивого господина, пришли к нему и стали слёзно просить стать их владыкой.

– Нет-нет – ответствовал им господин – Ни за какие коврижки! Завтра расцветёт оливковое древо в южной части сада, и пропустить явление сие преступно!

Ещё горше зарыдали чиновники с министрами. Некоторые даже пытались лишить себя жизненно важных органов.

Сжалился над дурнями благочестивый господин и взошёл на царский трон.

И настали в стране счастливые времена. Правил господин мудро и справедливо, даже охранников распустил, дескать, негоже правителю бояться собственного народа. Ни с кем не бранился, не затевал войн, раздавал землю неимущим и строил храмы. Дожил он до глубокой старости. Но и смерть, впечатлившись харизматичностью господина, несколько лет просидела у изголовья одра его, внимая разумным речам, потом бережно взяла уставшего царя на руки и унесла в заоблачные края.

И хотя ни до, ни после его жизни не было на земле столь благостных дней, люди и теперь пользуются дарами благочестивого господина миру. Ведь именно благодаря его стараниям двуликое божество дверей первым январским утром входит в дома и отпирает ворота в новое время.

Вот и вся история, братцы. А рассказал её к тому, что нет во мне той сострадательности, коей обладал великий человек, гений из гениев – Нума Помпилий, второй царь Вечного Рима.

Не ударишь в дудку, не налетит и перепел! – говаривал великий французский писатель Иван Сергеевич Тургенев, слезая с печи, обмотав ногу в онучи и – на орловском сафари скача с утра до ночи.

Вот и я решил однажды на сафарь сходить. А как не сходить, коли повадились ко мне в дом пигмеи-скотоводы с жалобами, мол, живоглот ваш Тютька поел весь скот в округе. Жил тогда я в трущобах под Киншасой недалеко от велозавода, где помимо пакостных велосипедов производили вполне огнестрельную пищаль для нужд партизан, джунглёвых братьев.