Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

Взял с собой рогатину, ятаган и слоновье ружьё. И Тютьку, конечно, взял. Куда ж без него-то? Тютька – это чупакабрас. Молод ещё, правда, глуповат, но свои обязанности выполняет очень хорошо, со всей звериной преданностью и ответственностью.

Идём, значит, по джунглю осеннему; я головой по сторонам верчу, дичь пушную высматриваю, а Тютька рядом бежит-кричит-прыгает. Тоже радуется животина.

Чу! Слышим, как кто-то из чащи взревел страшно. Что твой слон из репродуктора! Я сразу за ружьё схватился и присел тихонечко, а Тютька мой скомкался весь целиком, лапами по земле гребёт, ворчит-урчит и глаза пучит. Вспомнилось мне, как пигмеи-пастухи на лугу байки сказывали про то, что на дальних болотах обитает некое чудище мокеле-мбембе, и что имеет чудище шею, аки зверь жираф, и хвост, аки зверь крокодил, а само похоже на зверя гиппопотама. Посмеялись мы с Тютькой тогда, но в кустах не до смеху нам стало. А чудовище опять взревело. Еще ближе. Ну, думаю, либо мне котлет, либо из меня омлет.

Вдруг деревья раздвинулись, будто театральные ширмы, и на полянку, переваливаясь сбоку набок, выползло страшилище огромное, аж свет тушей своей заслонило. Стою манекеном, язык во рту тёркой, глаза стеклом и не мигают. А Тютька-то мой как завизжит пронзительно;

– И-и-и-и-и! – и наутёк через заросли.

– Ы-ы-ы-ы-ы! – заревело мокеле-мбембе и бросилось бежать, только в другую сторону. И затряслось всё от топота мокеле-мбембевого так, что я, не удержавшись на ногах, повалился наземь и ударился головой о баобаб.

Не могу сказать точно, сколько лежал я без сознаний, но помню, как проснулся от того, что кто-то мне в физиономию дышит зловонно. Открыл глаза, смотрю – а это Тютька мой перепуганный мордой тычет, проверяет; не помер ли, часом? Потрепал я по хребту чупакабраса своего непутёвого и сказал;

– Эх, ты… Тютька… Дурило несмышлённое…

Через неделю прочитал в газетах о том, что криптозоологи после многолетних поисков наконец-то обнаружили труп доисторического ящера. Теперь перед учеными встал другой вопрос – как ящер обходился без кровеносной системы, как осуществлялся обмен кислорода и дыхание клеток? А ежели кровеносная система имела место, то куда подевались жидкие ткани организма? Сию статью прочитал я Тютьке вслух, а потом пристально посмотрел на бесстыдника.

Тютька почесал лапой за ухом, выпятил нижнюю губу и вальяжно проследовал во двор.

Один мой знакомый друг был до крайности гадливым и брезгливым господином. Ничто ему не нравилось, ничто не восхищало и не доставляло радости, ничто не могло вызвать в моем знакомом никаких эмоций, кроме:

– Фу! – или – Фю-ю!!

Откроет книжку или газетку:

– Фу!

Включит радио:

– Фу!

Любое событие, любое произведение искусства, любая мысль человечья для него – фу! Надо бы уточнить, что причины своих отвращений не объяснял. Да и сам вряд ли знал, в чём они заключаются, просто «Ф-ю-ю!». Фю – это факт и аргумент. Фю – это утверждение, не требующее доказательств. Фю – это дао. Фю – это эго.

Однажды августовским вечерком вышел чрезмерно привередливый господин из подъезда, глянул направо – фу! Глянул налево – фу! Глянул прямо и поперхнулся. Поперхнулся, задохнулся и покинул телесный болван, а мясорубка сансары своими винтовыми ножами с треском провернула его душу, разрывая эмоциональные связки, и выплюнула обратно в мир, но уже в несколько ином обличье. Родился господин посреди унылой тундры на севере Канады, в теле маленького ягнотелёнка, который во младенческом возрасте был изъят из привычной среды обитания, отправлен в Россию и посажен в клетку.

– Фу! – возмущались охотники, морщась от запаха его феромонов.

– Фю-фю! – жаловались канадские пограничники и прикрывали носовыми платочками лица.

– Фу! Фу! Фу! – ворчали старатели с реки Юкон, когда мимо провозили фургон с ягнотелёнком. – Итс вери дирти энимал!

– Пфуй! – вполголоса произнес некий господин в цилиндре, чем выдал свою принадлежность к немецким секретным службам. Его тут же взяли под ручки жандармы, составили протокол и заточили в каземат.

В те времена, если помните, на заводе Canadian Car & Foundry Co в городе Монреале штамповали четырехосные цистерны с винтовым типом сцепления для российских железных дорог. Вот с этими вагонами в качестве экспортного бонуса ягнотеленок и попал в наши края. Из ягнотеленка вырос ягнотелок, из ягнотелка – овцебык. Но чем большие размеры он приобретал, тем отвратительней становился запах, который источала его тушка.

Посетители зоосада, куда была продана новая реинкарнация моего знакомого, никак не могли привыкнуть к дурному запаху, писали жалобные письма в администрацию с просьбой отправить смердящую скотину на вынужденный убой. Администрация не соглашалась, мотивируя сие тем, что животное экзотическое и за него серьёзные деньги уплачены.

– Ну и вонища! – вопили мамы, зажимая носы себе и деткам, и спешили пройти мимо животины, окутанной облаками гнуса,. – Дрянь какая! Пойдем-ка лучше на обезьяну посмотрим!

И уходили. И оставался овцебык наедине с тучей паразитирующих насекомых, жуя силос и смердя. И так грустно было слышать ему оскорбительные речи, особенно про обезьяну, что рассказывать дальше как-то неловко.

Если будете в Москве, обязательно посетите тамошний зоопарк. От центрального входа поверните налево, следуйте вдоль берега птичьего пруда и заходите в узкий коридорчик. Вам даже принюхиваться особо не придётся, чтобы определить, где обитает наш знакомый. Потупив унылую морду, окаймленную дугообразными рогами, он будет стоять посреди вольеры, жевать и вонять. Вы можете окликнуть его по имени;

– Саша! Саша!

Только не любит он фамильярностей, поэтому лучше попробовать так:

– Александр Игоревич!

И на это он вряд ли отреагирует. Будет всё так же стоять, жевать и вонять. А знаете почему? Потому что ему стыдно!

Бывают дни, когда хочется сказать кое-что очень важное, однако дико трудно найти подходящий сюжет. В один из таких дней на столе моем невесть откуда взялся молоток. Самый обыкновенный молоток с рукоятью и долбилкой. Может быть о нем написать? – подумалось мне.

Да что тут можно написать? Камень породил рубило. Рубило породило молоток. Молоток породил топор. Топор породил ледоруб. Ледоруб убил народного комиссара и старого подпольщика. Об этом раньше знал каждый советский школьник, а нынче всем плевать.

Меня удивляют причинно-следственные связи сих метаморфоз. Например, человек захотел есть, а есть было нечего. Человек сел верхом на бревно и поплыл на соседний остров, дабы слопать менее изобретательного аборигена. Бревно породило однодревку. Однодревка породила каравеллу. Каравелла породила подводную лодку U-96, топившую грузовые суда в Атлантическом океане.