Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

– Ах… Лёвушка. Какие баклажаны… Врача! Срочно!

– И жандарма, – участливо добавил отец из-под двери санузла.

Мальчику Лёве соврать – что таракану усы оторвать. Никакие хулиганы на него, конечно, не нападали, увечий нахальному личику не наносили и денег не отнимали. Деньги были прокатаны на каруселях, простреляны из пневматического ружья в тире и брошены заводной обезьяне, скакавшей на плече у циркача.

– Рост высокий. Голова бритая. Телосложение спортивное. Был одет в тренировочные штаны и белую футболку, – объяснял мальчик Лёва хмурому жандарму. – Второй пониже. Щуплый. В кожаной дублёнке и кепке. Сильно заикался.

Вскоре мальчик Лёва вышел из квартиры повеселевший. В его кармане позвякивала новая порция монеток. И решил мальчик Лёва проездить эти монетки на общественном транспорте.

Троллейбус был пуст. Почти пуст. На задней площадке двое грызли семечки, сплёвывая шелуху. Один – высокий лысый здоровяк в тренировочных штанах. Второй – тощий пижон с наглым лицом.

– А в-вот и н-наш с-супчик! – ткнул тощий лысого локтем в бок.

Двери захлопнулись. Троллейбус тронулся с места. Отступать было некуда. Только в открытом потолочном люке голубело майское небо.

Мальчик Лёва, подпрыгнув, ухватился за край люка, подтянулся, вылез на крышу троллейбуса.

И побежал по проводам, искрясь и сверкая.

Мы идем покупать холодильник.

Мы – люди, чудо вселенной, сердечная чакра космоса, четыре лепестка лотоса во все стороны света.

Но мы идем покупать холодильник.

Мы – тупиковая ветвь эволюции, и мы идем покупать холодильник.

Зачем нам холодильник? В холодильнике мы будем хранить еду. Еду и таблетки.

Мы будем есть еду и таблетки.

Мы покупаем холодильник и приносим его в дом. В холодильник мы кладём продукты питания, дабы избежать их порчи, дабы еды нам хватило надолго.

Надолго. Надолго. Надолго.

Чтобы мы ели.

И кушали.

И жрали.

Нам нужен холодильник.

Холодильник есть дзен.

Без холодильника мы никто.

Без холодильника вянет лотос и пустеет космос.

Поломка холодильника предвещает закат цивилизации.

Мы сидим на своих кухнях в ожидании пришествия специалиста по ремонту холодильников, который всех нас спасет.

И грядет эпоха Новой еды и Новых таблеток.

Кстати, какого лешего в холодильниках хранят таблетки?

В 1830-м году довелось мне читать лекцию об условностях моральных принципов. Происходило сие в одном учебном заведении, расположенном в тридцати верстах от англосаксонской столицы. Суть лекции заключалась вот в чем:

– Ежели человек субстанция всея, то флора и фауна суть модусы этой субстанции. Говоря по-людски, все сущее, все животные, растения и даже, простите, грибы унд черепахи изначально произошли от человека. А ежели человек суть проточерепаха, протоенот и протокамыш, то, как биологическая, субстанциональная единица, располагается на низшей ступени развития относительно полихотомирующих модусов. Говоря по-людски, любая животина – создание более совершенное, чем человек. Следовательно, этические нормы и моральные устои рудиментарны, а стремление к удовлетворению физиологических потребностей – вот подлинный категорический императив! Ибо брюхо глухо, словом не уймешь, а без брюх не бывает и мух!

Обращается ко мне по окончанию лекции студентик по прозвищу Золтан Имух и говорит;

– Леонид Николаевич, ваша теологическая парадигма относительно человека, как движущей силы инволюции – сущая чепуха. Вы балабон и краснобай. И я вам это докажу, если вас не затруднит прогуляться со мной кое-куда. Тут недалеко.

Ну, думаю, накостыляет мне сейчас студентик за вольнодумства, как амстердамскому иудею соплеменники. Но студентик драться не стал: привёл меня на побережье, извлёк из ила осьминога и бросил оземь.

– Почему сей морской звер не ползает по земле?

– Почему же? – швырнул я осьминога обратно в воду.

– Все потому, что голову ему тяжко за собою таскать! Кабы человеческая репа имела столь же внушительные габариты, то для передвижения по суше изобрели бы подушку с перинкой на колёсиках. Зверь не способен придумать ни перинку, ни колёсики, и, уж тем более, сделать. Следовательно, тварь он никчёмная.

– Однако зверь способен лишить себя необходимости в наличии сих предметов. Ему не нужны колёсики и перинки, что доказывает его превосходство над человеком.

И мы на шаланде «Ищейка» в качестве натуралистов отправились на Tierrа del Fuego, чтобы встретиться с туземным мальчиком.

Мальчик рылся носом в глине, отыскивая коренья и мёртвых насекомых. Словом, чихать он хотел на постулаты антропогенеза.

– Послушай, дитя – сказал мой спутник – Если твой ежедневный рацион состоит из падали подземной, то чем ты питаешься зимой?

– Старушками! – озорно ответил паренёк

– Как это старушками? У вас же собаки есть! Почему бы их не съесть?

– Глупый белый человек не понимайт! Собака ловить выдра, старушка выдра не поймайт. Старушка польза не дайт. Старушку надо жрат. Га-га-га! – мальчик потёр трясущийся живот.

– О, ужас! – вскричал студентик – Как это возможно! Они завтракают, обедают и ужинают пенсионерами! И собаки для них дороже жизней человеческих. Это аморально и неэтично! Это чудовищно! Дикари!

– Отчего же? – возразил я – Благодаря отсутствию нравственных устоев те, кого вы кличете дикарями, прожили тут не одну тысячу лет, и ещё столько же проживут, в то время как вы, уважаемый, померли бы от истощения уже через месяц!

Только студентик собрался обозвать меня троглодитом, как в его раскрытый от изумлений рот влетела доселе неведомая Lepidoptera, что позволило мне счесть его мычание за согласие с моими постулатами. Через два года после этого случая студентик вернулся в Англосаксонию, чтобы опрокинуть мир.

Впрочем, вряд ли мир опрокинется для жизнерадостного туземного мальчика с архипелага Tierrа del Fuego.

Приключилась со мной хандра. Выключил я ЭВМ и лёг в койку.

И мне приснился сон:

будто держу в руках пузырек с таблетками и надписью красным по белому на этикетке; «Хранить в сухом, темном и недоступным для детей месте» и брожу по дому в поисках этих самых мест. Не нахожу ни одного! Либо сухо, либо темно, либо сухо и темно, но доступно ребёнку, то бишь мне. Подумал-подумал, да и спрятал таблетки у себя в желудке. Вдруг подступила жуткая дурнота. И упал я в обмороках на пол.

И мне приснился сон;

будто я – автобус, ползу по улицам, торможу на остановках, во мне пневматически открываются двери, входят люди разные, матерятся, тележками елозят, грязью моросят, царапают, бутылки бросают и дерут дерматин. Вдруг из-за поворота вываливается самосвал и давай мять мне бока! Фары мои потускнели, мотор затих. И съехал я обморочно в кювет.