Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

Правда, старший брат, ввиду отсутствия способности сидеть, никогда не присаживается на лавочку или в кресло-качалку. Куда бы он ни сел – падает. Попробует усесться на стульчик и – бум! – валяется на полу. Сядет на скамейку – опять промахнётся – и в камин задом.

Средний брат страдал иным недугом – не мог устоять на месте. Постоянно вертелся, прыгал, бегал, а если останавливался – тут же терял равновесия, падал шваброй лицом в тряпку.

У младшего брата все было наоборот. Он не падал со стульев и не носился по дому наскипидаренным, но оказался неспособным произносить гласные звуки. Он мечтал стать философом, аки Сенека, поэтом, аки Вергилий, и оратором, аки Цицерон, но вместо:

Декламировал:

Проблема усугублялась ещё и невозможностью младшего брата донести мысль до слушателя даже в письменном виде. Впрочем, средний брат даже читать не умел читать, хотя обладал при этом превосходным каллиграфическим почерком. А вечно падающий старший брат мог и читать, и писать, но исключительно символами японского идеографически-силлабического письма.

Одержимый маниакально-депрессивным психозом брат младший с утра до вечера мечтал о том, как придушить брата среднего, который страдал аллергией на собственный организм, а старший брат был пироманом и прятал под подушкой канистру с бензином, планируя залить им дом, поджечь и любоваться парящими в воздухе хлопьями черно-белого пепла.

Но сейчас зима. И всё идет своим чередом в доме на краю утёса. В стенах его, пропахших ветрами и солью, по-прежнему живут три брата. Каждый день они встречают и провожают солнце, ловят рыбу, плетут сети, разжигают огонь в камине и курят трубки.

По ночам братья выходят на крыльцо и смотрят на звездные корабли, плывущие по небосводу.

Редактор газеты Bamberger Zeitung по фамилии Гегель, выйдя из дома, задумался о соответствии монархизма и собственной идеалистической системы и забыл надеть любимые чулки и калоши.

Так и ковылял босиком по переулкам, пока не угодил в лужу.

– Himmelherrgott! – возмутился Георг Вильгельм Фридрих, а именно так звали редактора газеты Bamberger Zeitung, и повернул обратно к дому. Взял перо и бумагу и начал писать:

Лужа, грязная лужа – без всякого дальнейшего определения. В своей неопределенной непосредственности она равна лишь самой себе, а также не неравна в отношении иного, не имеет никакого различия ни внутри себя, ни по отношению к внешнему.

Тут Георг Вильгельм Фридрих почувствовал свербёж в носоглотке, достал из сюртука платок и шумно высморкался:

Простуда, скверная простуда; она есть простое равенство с самой собой и любой другой простудой, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; неразличенность в самой себе.

На секунду Гегель замешкался, пожевал перо, и вдруг его осенило!

Грязная лужа и скверная простуда есть, следовательно, одно и то же. Истина – это не лужа и не простуда, она состоит в том, что лужа не переходит, а перешла в простуду, и простуда не переходит, а перешла в лужу.

– Хо-хо! – хохотнул Гегель и послал служанку за восковой свечой, потому как слышал, что в России воском натирают простуженные носы.

Об этом даже указ был сочинён и подписан; выделять средства из бюджета на покупку свечей для особых нужд высокопоставленных лиц.

P.S. Вы спрашиваете меня, какое отношение к Гегелю имеет Ягель?

Отвечаю.

Если бы Гегель родился на Чукотке и кормил оленей ягелем, то некому было бы следить за орфографией и пунктуацией в газете Bamberger Zeitung.

Так.

Явление первое.

Складское помещение. Стеллажи вдоль стен, едва освещенные лампами под конусовидными абажурами. На полке две картонные коробки. Слева от стеллажей запертые железные ворота с маленькой, врезанной в них дверью. Между воротами и стеллажами электрическая плита и стол. На столе беспорядочно разбросаны пачки сигарет, набитые окурками пепельницы. На краю стола – включенный телевизор. На экране – цветная калибровочная сетка. Кладовщик дремлет, уткнувшись головой в стол.

Снаружи доносится свист ветра. Из-под ворот змеится снежная пыль.

Кладовщик (просыпаясь) : Ишь, погодка-та… От погодка-та…

Кладовщик неуклюже встает из-за стола, зажав папку со складскими бумагами подмышкой, семенит к стеллажам; бережно снимает с полок большую коробку, ставит на пол, открывает, вынимает десяток маленьких коробочек и тщательно закрывает большую коробку, столь же тщательно обматывая скотчем.

Кладовщик: И славно-та… Шесток… Уж да уж…

Кладовщик пересчитывает маленькие коробочки, потом приподнимает каждую, читает надписи на ярлыках, сверяется с данными в складских бумагах.

Кладовщик (считает) : Раз и два и три и четыре и пять…

Кладовщик возвращает пустую большую коробку на полку, достает со стеллажей другую большую коробку, ставит на пол, открывает и осторожно перекладывает в неё маленькие коробочки.

Кладовщик: И сюда… И вот сюда… От хорошо… Надо уж… Бы…

Кладовщик возвращает большую коробку с маленькими коробками на полку рядом с пустой коробкой, отступает на шаг, с минуту стоит неподвижно, переводит взгляд с одной коробки на другую, будто сравнивая. Меняет коробки местами.

Свист ветра за воротами нарастает.

Кладовщик (прислушивается) : Ишь… Ушь…

Явление второе.

Складское помещение. На электрической плите шумит чайник. Кладовщик щелкает переключателем телевизора, но картинка с калибровочной сеткой не меняется. Из-за ворот доносится звук, напоминающий шуршание автомобильных шин по гравию, потом тихий, вежливый стук. Входит высокий человек в черном пальто с тростью и в цилиндре. Пальто расстегнуто – под ним галстук, рубашка и пиджак.

Человек в пальто (глядя сквозь стекло монокля на старика) : И?

Кладовщик: Извольте-с…

Человек в пальто (упирая руки в бока) : Рубь.

Кладовщик (падает на колени) : Помилуйте-с…

Человек в пальто (возмущенно) : Два!

Кладовщик (поднимается с колен и кланяется) : Ваше-с… Ваше-с…

Человек в пальто высыпает ему в ладонь несколько монет, стучит тростью по воротам. Входит подросток в широком белом кафтане. В его руках картонная коробка.

Человек в пальто тростью указывает на стеллаж и выходит за дверь. Подросток ставит коробку на полку, подмигивает кладовщику и тоже выходит.

Кладовщик садится за стол, пересчитывает монеты и что-то записывает в складскую книгу.

Явление третье.