Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

Третья муха влетела в форточку, подобралась к поэту и уселась прямо на его поэтический нос.

– Вжжж! – угрожающе сказала третья муха.

– Да как вы смеете обвинять меня в равнодушии, мухи?! – заплакал поэт. – Злые, гадкие мухи! Я вам сейчас покажу всю бесчувственность своей души!

С этими словами поэт снял с пояса ремень, скрутил оный в петлю, закинул на дверной косяк и повесился.

И мухи принялись за дело.

Жил да был человек, который боялся времени. Время пугало его тем, что постоянно куда-то уходило. Чтобы не упустить время, человек задумался об экономии. Год потратил на то, чтобы научиться быстро читать; ещё год на то, чтобы научиться быстро писать; ещё два года на то, чтобы быстро есть, и три года на то, чтобы быстро думать. Однажды к нему пришла молодая барышня:

– Я искала человека и теперь нашла его! – воскликнула барышня. – Помоги мне развести огонь в семейном очаге, чтобы наше будущее чадо пребывало в сытости и тепле.

– Поди прочь, женщина! – отмахнулся от неё человек. – Ты способна лишь пожирать моё время, убивать творческий потенциал крышкой от сковороды и заглушать зов моего подсознания ором грудника.

Ничего не ответила на это женщина и выпала из жизни человека навсегда, а сам человек стал думать о пользе потребляемой пищи. Год он потратил на то, чтобы вычислить оптимальное соотношение жиров, белков, углеводов, витаминов, микроэлементов; ещё год на то, чтобы определить необходимое количество калорий на собственную тушку; ещё два года на то, чтобы составить ежедневное меню согласно полученной диетической схеме, и ещё три года на то, чтобы к этому рациону привыкнуть.

И вот заглянул к нему сосед:

– Я решил разбить под окнами сад, – сказал сосед. – Помоги мне посадить деревья, тени которых принесут нам в старости отдохновения и услады.

– Поди прочь, глупец! – засмеялся человек. – Что мне твой сад, когда в душе моей прорастают семена высшей услады?!

Сосед покачал головой и ушёл копать ямы для деревьев, а человек стал думать о гармонии помещения, в котором обитал. Год он потратил на то, чтобы изучить положительные и отрицательные качества энергии Ци, которой обладало пространство, окружающее дом; ещё год на то, чтобы составить карту блуждающих звезд Саньюань; ещё два года на то, чтобы расставить тумбочки согласно сторонам света, и три года на то, чтобы научиться не разбивать лоб о книжный шкаф, стоявший поперёк ванной комнаты. Однажды к нему пришли строители:

– Мы строим дом, потому что этот уже прогнил, – сказали строители. – Помогите нам построить новый дом, в котором будет светлее и свободнее.

– Когда же вы, наконец, оставите меня в покое?! – рассердился человек. – Что вы, простые люди, знаете о свободе и просветлении?!

Сказал он так и уехал в Китай, где, взобравшись на китайскую стену, обрёл тишину грома и ринулся с головой в бездонные пропасти дзен-буддизма.

Прошло ещё несколько лет. Всё это время человек сидел на стене и ждал просветления. Но никакого просветления не наступало – только волосы побелели. Тогда человек слез со стены и вернулся в родной город.

Что же увидел он, вернувшись в город? В садах играли чужие дети и росли чужие деревья, а окна в домах горели тёплым, но чужим светом. Всё было пронизано звенящей радостью, такой далёкой и недоступной, что человек присел на лавочку и заплакал о бесцельно прожитой жизни.

А вокруг разносился детский смех, смешанный со вкусом спелых яблок и запахом горячей еды. Тут человек почувствовал, как что-то мягкое коснулось его ног. Он посмотрел под лавку и увидел маленького пушистого котёнка, который круглыми глазами-полушками смотрел на него.

– Эх, ты, котейка… – человек погладил котёнка за ушами, взял на руки, поднялся с лавки и направился к линии горизонта по дороге из жёлтого кирпича.

Жил в роскошном особняке один богатей. А богатеем он сделался, потому что держал в сибирях алмазную трубку и нефтяную губку, и с оных имел доходы. На доходы покупал краски, кисти и холсты, ибо от скуки хотел художником стать. И стал бы, но жена всё твердила, мол, по миру пойдём с такими намерениями. Смурнел богатей, слыша такие пророчества, поднимался на веранду стеклянную и рисовал. Рисовал по три медведя, по три черепахи, по три банана.

И мечтал сбежать в Париж.

Возле роскошного особняка, в маленьком подвальчике обитал дворник-нищеброд, который каждое утро подметал хозяйские садовые дорожки, а в остальное время сиживал в подвале, малюя картины углём на дерюжках. То десять прекрасных дам нарисует, а то и и пятнадцать голых баб намалюет. Но скучно было жить ему дворником – хотел он богатеем стать. И стал бы, но жена твердила, мол, нечего менять дары природные на яхонты нечистотные.

Так и жили художники, завидуя друг дружке, но никогда в этом не признаваясь. Выйдет частенько богатей из дому, застанет дворника и давай его журить:

– Не далёк, братец, день, когда околеешь ты из-за принципов своих. Кто же тогда будет картины вместо тебя писать?

– Ой-ой-ой! Это кто мне такие слова говорит?! – подбоченясь, возражал дворник – Тебе, поди, за пузом своим холста не видать!

– А вот сквозь твоё пузо холст очень хорошо видать. Гляди-ка, всё просвечивает.

– Ты это брось, а то не погляжу, что ты барин, а я татарин. Вот огрею по спине метлою!

– А давай-ка устроим биеналю! – говорит примирительно богач – Позовём толмачей, а те уж растолкуют об том, насколько благотворно действуют атмосферы обитания на творчества наши.

Дворник согласился. Открыли, значит, во флигеле биеналю, картины развесили, а сами по углам расселись, друг на друга искоса поглядывают, хитровато улыбаются, дескать, сейчас кого-то под орех.

Явился на биеналю профессиональный критикан-кретиникан, плюгавый, уши врастопырку, нос торчком, а палец крючком. Всюду пальцем кривым тычет и гаденько так талдычит:

– Это что же за новоиспеченный Вангог, Гог и Магог? – спрашивает критикан у художников, указывая на полотна богатея – Копейки за душою у горемыки нет, а всё в рисовальщики метит. Лучше б шёл на заводы к печам мартеновским чугун во благо родины лить!

Затем принялся тыкать в полотна дворницкие:

– Ишь ты! А от этой мазни за километру чую подвохи негоцианта-пройдохи! По всему видно, что миллионщик с жиру бесится. Культурки захотелось, ага. Око, понимаешь, и дух заговорили, ага. Такие маляки любое чадо несмышлённое в детском саду напырскает из чернильницы.

Переглянулись художники да как набросятся на критикана. И давай того лупить по всем доступным и недоступным местам, приговаривая:

– На, хлыщ! Получи! Будет тебе и око! Будет тебе и дух!