Модест Казус - 365. Сказки антарктических писателей

Кушали, да палочками тыкали. Тыкали! Тыкали! Палочками! Этими куайдзы-шмуайдзы! Этими о-хаси-шмухаси! Этими manĝobastonetoj, итить!!! Прости Господи…

В далёкой вьетнамской деревушке жили два брата: Чо и То. Брат То считал себя братом умным, а брата Чо – братом глупым, имея на то все основания. Брат Чо тоже считал себя братом умным, а брата То – глупым, но никаких оснований на то не имел.

Пошёл брат Чо к мудрецу и стал просить оснований. Мудрец порылся в закромах, но ничего не нашёл, кроме котелка с рисом, махаянского трактата о сострадании и американского армейского ботинка, которым его пинал под зад отравленный парами напалма сержант.

– Оснований, брат Чо, никаких дать не может – развёл руками мудрец. – Поди-ка в горы да отруби голову дракону. Отруби да съешь, авось и помудреешь.

Пошёл брат Чо к дракону и стал рубить по-всякому. Но на месте отрубленной головы, вырастала новая, ещё хитрее и ловчее; на месте отрубленного хвоста вырастал новый – ещё вертлявее; на месте отрубленной лапы вырастала новая, ещё более разлапистая и когтистая. Наконец брат Чо устал, упал на землю и заплакал.

– Зачем ты хочешь убить меня? – спросил заметно помудревший дракон. – Какие у тебя на то основания?

– В том-то и дело! Ни для чего у меня никаких оснований. – ещё горше зарыдал брат Чо.

– А у кого они есть? Кто хотел моей смерти, брат Чо? – снова спросил дракон.

– Деревенский мудрец послал меня к тебе, ибо ты объел зерновые культуры с его полей.

– Стало быть, есть у мудреца основания?

– Стало быть, есть.

– Так почему бы тебе не пойти и не убить мудреца с целью унаследовать все его основания?

Вскочил брат Чо обрадованный с земли.

– Спасибо тебе, мудрый дракон! – засмеялся брат Чо, побежал в деревню и убил мудреца.

Став мудрецом, он вернулся в горы и убил дракона. После всего вернулся в родной дом и рассказал об этом брату То.

– Дурак ты, брат Чо! – сказал брат То и был прав, ибо имел на то все основания.

Один филолог в потёртом пиджачке с матерчатыми заплатками на локтях решил найти работу и пошёл по инстанциям. Ходил он, ходил, в двери стучал, но всюду отказ получал или задачи непосильные. В одной газетке ему предложили составлять гороскоп, в другой – новостной калейдоскоп, в третьей – прогноз погод, в четвёртой – скандинавский кроссворд. Метался филолог по городу, покуда не попал в редакцию некоей сомнительной конторы по производству календарей. Редактор посмотрел в диплом и заявил, что именно его обладателя они долго искали и наконец-то нашли.

– Недавно мы получили заказ на календарь от транспортного министерства. – сказал редактор и для пущей важности надул щёку, не обезображенную флюсом. – Сочините-ка стишок, коим будет озаглавлен сей календарь! Только помните, никаких поэтических изысков. Люди в министерстве просты, аки мой флюс, так что да. И да.

Осчастливленный филолог ушёл домой, а на следующее утро притащил исписанный листок и прочёл:

– Кхо-кыхо! – закашлял редактор, подавившись пряником с курагой и растеряв последние зубы. – Нет, голубчик, всё не так! Я же просил, чтобы попроще. Чтобы каждый, простите, дебил понял; чтобы прочувствовал в персонаже самого себя. Этакое единение персонажа с персоной читателя. Ясно?

Филолог кивнул. На другой день принёс стишок следующего содержания:

– Конь в шкап расперды! – закричал во гневе редактор и упал с кресла. – Вы это самое, что себе позволяете, а? Все вы, интеллигенты, такие. С гнильцой. Вокруг, значит, одни дураки, а вы – Джироламы и Савонаролы, да? Ладно, даю последний шанс! И запомните, чтобы никаких интеллигентских штучек!

Филолог кивнул. Новое стихотворение выглядело так:

– Вот! – закричал редактор и полез в сундук за пиастрами. – Гениально!

– Гениально? – спросил филолог. – А мне кажется, что не гениально, а генитально! И вообще! Не нужны мне ваши подачки. Вы меня оскорбили, и я вам за это вечным пером под ребро!

Так и поссорились редактор и писатель.

Жил в одном городе маленький мальчик. Однажды, играя в снежный куль, он заболел и слёг с температурами в кровать. Лежит-кашляет, то покраснеет свёклой, то позеленеет лишайником, то побледнеет поганым грибом. Вызвали доктора. Из столичных.

– Все эти таблеты можете спустить в клозеты! – говорит. – Таблеты нонче, что бабьи заговоры. Болезнь надобно не вылечить, а вылежать. А чтоб скорей выздоровел, дайте ему тёплых шмоток. Пусть попреет малость, а там, глядишь, и лихорадить перестанет.

Бросилась матушка к шкафу, достала свою шапку зимнюю из крысы-ондатры и на макушку сынка своего водрузила. Полежал мальчик в той шапке, да так к оной привык, что когда выздоровел, снять отказался – собрал семейный совет и заявил:

– Слушайте и запоминайте, сродственнички. Я сей папах никогда не сниму. Пущай он мне напоминает о беспутной юности.

Так и сделал. Проходили месяцы, годы, а шапку мальчик не снимал. И в школу в ней ходил, и в университет, и на работу к мартеновским печам, пояснив коллегам-сталеварам, дескать, чтоб голову не напекло. И ничто он так не любил, как мамину зимнюю шапку. Сказать по правде, вообще никого не любил, кроме этой шапки. Потому и не дружил с ним никто.

Возвращался как-то раз сталевар в маминой зимней шапке с работы домой. А на улице зима лютует; буран непроглядный вьюжит-кружит-снежит-завихряется. Но сталевару всё нипочём, ибо знает, – пока на нём зимняя мамина шапка – плохого случиться не может. Вдруг видит: из бурана тени чёрные выдвигаются. Ближе и ближе. Присмотрелся – а это беспризорники, шушваль вокзальная, хулиганьё безродное. Подбежали хулиганы к сталевару, сорвали с головы шапку и сгинули в буран. Побежал, было, за ними, да где там… Беспросветные вьюги кругом.

Опечалился сталевар, из угла в угол бродит – места не найти не может. С работы уволился, есть-пить перестал, в уборную ходить забывал, целыми днями по городу бегал, а шапку не нашёл. Соседи забеспокоились, принялись таскать ему шапки всякие: песцовые, норковые, енотовые, лисьи, куньи, а сталевар только нос воротит. Нет ему жизни без маминой зимней шапки.