Анатолий Резанович - Полынь-вода

– Господи, не оставь меня одного, – прошептал старик.

Он весь дрожал. Внутри его что-то булькало, в глазах замелькала ожившая муха. Через мгновение мух стало больше. Они начали слетаться к глазам Евсея, застилая ему свет. Он чувствовал, что вот-вот ослепнет. Как чувствовал тогда, когда впервые встретил Марию Лемешевич, когда ездил в район. Она сразу не поняла, кто перед ней. А когда поняла, то мгновенно побелела, зашаталась, безумно заворочала глазами, точно выпила стакан спирта. Чтобы не упасть, несчастная женщина схватилась за железный забор и точно прилипла к нему. Было видно, что у нее еле заметно дергалась голова…

«Живая», – подумал Евсей и сам вдруг задергался, ощущая, что жизнь от него уходит.

Теперь это ощущение повторяется…

Сцепив от страха непослушные руки, Евсей нервно тут же разжал их, встал. «До Евы надо», – мелькнула мысль. Как утопающий хватается за соломинку, так и он, ухватившись за эту мысль, стал собираться: натянул длинные резиновые сапоги, надел телогрейку, шапку. «Вылечит, старая, – билось горячей волной в воспаленном мозгу старика. – Она всем помогает – безотказная… Вылечит, я заплачу…»

Подумав о плате, Евсей торопливо зажег свечу и полез в погреб. В нем резко отдавало гнилью, копошились, попискивая, мыши. Евсей, ничего не чувствуя и не замечая, поставил на пустую полку свечу и, нагнувшись над почерневшей от давности бочкой, достал из нее обмотанную порванной мешковиной ржавую металлическую коробку. Осторожно поставив ее на землю, стал открывать. Но она не открывалась. И без того взбудораженные нервы старика тяжело заворочались. Он матерно выругался, выдернул из трухлявой доски гвоздь и, всадив его под крышку, резко повернул. Гвоздь, выскочив, проскрежетал по металлу, полоснул по руке Евсея. В горячке он вцепился заскорузлыми пальцами в крышку и с силой рванул ее к себе. Коробка открылась. На землю, тускло поблескивая, посыпались золотые кольца, броши, кулоны, цепочки, монеты царской чеканки. В какой-то момент все эти драгоценности вдруг пропали и старику показался незнакомый, но где-то виденный им, улыбающийся мужчина неопределенного возраста с запухшим, заросшим черной щетиной лицом. В его грязных руках – дрожащий бубен с блестящими, переливающимися бубенцами. Видно, что они звенят. Но не слышно. Совсем не слышно. И уже не видно. Только блестят, отрываясь и падая вниз, бубенцы…

«Я заплачу», – вяло подумал Евсей.

Из последних сил он вцепился за лестницу и, чувствуя страшную тяжесть во всем теле, полез наверх, на воздух…

X

От Гали Алексей возвращался под утро. Шел не улицей, а вкруговую – по бывшему болоту. Это чтобы никто из односельчан не видел.

Село еще дремало. Только в нескольких домах горели огни. Их зыбкий свет расплывался в густом и темном тумане. С настывших деревьев падали капли росы в черную, жидкую грязь.

У забора Евсеевого дома Алексей неловко оступился. Нога его тут же поехала по мокрой, скользкой земле. Чтобы не упасть, парень схватился за штакетник. Старые доски затрещали. Одна из них переломалась, издав резкий, пугающий звук. Алексей, ожидая злой лай Евсеевой овчарки, внутренне напрягся, сжал в руке выломанную штакетину. Но лая не послышалось. Это удивило парня: в доме Евсея горел свет, дверь была открыта. Значит, он у себя, почему-то не спит. Собака должна быть во дворе или в огороде. Алексей вызывающе стукнул по забору – тихо. Ударил еще раз, громче – никого. Недоумевая, пошел вдоль забора к калитке. Она оказалась незакрытой. Парень пригляделся. На пороге, головой вниз, лежал старик. «Пьяный, что ли?» – подумал Алексей. Он оглянулся и осторожно, не выпуская из рук штакетины, приблизился к Евсею. Расхристанный, без шапки, он не двигался. Внутри парня кольнула недобрая догадка. Он потрогал старика штакетиной – не шевелится. Преодолевая страх, нагнулся, приложил руку к голове Евсея, но тут же отдернул назад, попятился – старик был холодный…

Потрясенный, Алексей бегом кинулся в больницу, но по дороге, немного успокоившись и рассудив, что Евсею уже ничем не поможешь, решил рассказать сначала об увиденном деду Федору.

В доме стариков было еще темно. Парень, бредя по воде, подошел к окну, резко постучал. В окне показалась голова деда Федора. Алексей приглушенно попросил:

– Выйди.

Скрипнула дверь. На порог, в полотняном белье, вышел старик, встревожено спросил:

– Что случилось?

– Евсей умер, – тяжело дыша, выдавил Алексей.

Дед Федор побледнел.

– Откуда ты знаешь?

– Я от Микулов шел. А он, Евсей, лежит на пороге. Холодный уже…

– Ты что ж, проверял его?

– Ага…

Алексей сбивчиво рассказал, как было.

– Кончился, значит, – проговорил старик, о чем-то думая. – Подожди…

Он пошел в дом, стал одеваться.

– Куда это ты? – спросила разбуженная бабка Вера.

– Надо тут, – неопределенно буркнул дед Федор. – Сейчас приду.

– Так завтра сходишь.

– Завтра поздно будет…

Говоря это, дед Федор и сам не предполагал, насколько окажется прав.

Одевшись, он торопливо подался в сторону бывшего болота. За стариком поспешил Алексей.

XI

Евсей лежал все в той же позе. На сбившихся волосах застыла роса. Дед Федор перевернул Евсея на спину, хмуро бросил внуку:

– Помоги.

Вдвоем они положили Евсея на лавку. Оскалившись, он зло глядел заледеневшими глазами в светлеющее небо.

– Все, – глухо проронил дед Федор. – Ты иди, Леша, за доктором, участкового позови, а я пока побуду тут…

Алексей ушел, а дед Федор, глядя на Евсея, невольно думал о его запутанной жизни, смешивая в себе к бывшему полицаю неприязнь и жалость.

Над селом уже поднималась заря. Встречая ее, неистово горланили петухи. Над печными трубами появились первые дымки. У ближайшего колодца загомонили бабы.

Село жило своей обычной жизнью. И никому не было дела до Евсея.

Дед Федор отвернулся от покойника, вздохнул. Хотел было закрыть дверь Евсеевого дома, но увидел, что погреб тоже открыт. Прошел в дом, глянул в чернеющую яму. На дне ее что-то блестело. Старик присмотрелся.

«Золото!..»

Он спустился по трухлявой лестнице вниз, провел дрожащей рукой по холодному металлу, поднял ржавую коробку и, осененный страшной догадкой, бессильно опустился на какой-то ящик, стал мучительно вспоминать…

Это было зимой 1943 года. Февральская ночь со свистом обдавала землю морозным ветром, поднимала и крутила в воздухе мелкий снег. Закутавшись в тучи, едва виднелась луна. На улицах было темно и пусто. Выли собаки.

Сквозь сон Федор услышал, как кто-то стучит в окно. Подумал, что немцы. Неторопливо поднялся, со страхом пошел к двери. Открыл. На пороге стоял его старший брат Роман. Позади его топтался Евсей. Вдвоем они были в партизанском отряде.