Тамара Сальникова - Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру?

1351351313513513 – ступень за ступенью можно чертить цифры на доске и сойтись в цифре 44.

1262462412624624 – мир звуков остановился в цифре 2. Засомневался? Пошел дальше?!

7252452472524524 – в итоге 20.

1351351313513513 – и снова 44.

1263663613636636 – 17?

1262462412624624 – конечно 2!

Цифра 4 – стабильность и защищенность, цифра 2 – простота и чистота. Совсем скоро я смогу быть тем, кто я есть. Совсем скоро… Иначе бы этот свет не пришёл бы ко мне, таким чувством, которое предвещает что-то хорошее – ванильный зефир из маминой коробки, скольжение мела по папиной доске, тихая молитва бабушки в углу комнаты.

Мужчина увидел открытую дверь в кабинет и разозлился: «Кто посмел? Неужели Ирка?!» Подойдя ближе, он услышал знакомую музыку Баха.

– Прелюдия и фуга до мажор. Хорошо темперированный клавир. – лицо его разгладилось, и он осторожно заглянул в дверь. На ковре в кабинете сидел четырехлетний мальчик и раскинув перемазанные белым руки слушал божественную мелодию. Рядом с ним лежала исписанная мелом доска.

– Совсем как я. Как мы с ним похожи. Идеальный слух и любовь к точным наукам. – растрогано произнёс профессор и тихонько отошёл от двери: – Пусть слушает. Пойду – поем. Чудное жаркое осталось после обеда… Правда надо Ирке сказать, чтоб ставила ему концерты классики в зале. Вместо мультиков. По моему кабинету шастать не к чему все же. Мало ли куда залезет.

Когда отец вернулся в кабинет, его сын уже спал, подложив ладошки под щеку, покрытую белесыми мазками.

– Ира, унеси его на диван. – позвал профессор жену.

– Весь измазался мелом! Его надо умыть и переодеть. – по голосу женщины было слышно, что она не разделяет умиление отца сыном.

– Не надо! – властным жестом мужчина предотвратил её попытку разбудить малыша.

Когда кабинет опустел, Виктор поднял с пола доску. Там не было ни одной из известных формул. «Ну не мог же он чертить просто цифры.» – отметил профессор: " Он их знает с двух лет. Тут должно быть то-то еще. Гениальное!». Ночь давно опутала их дом, а он все сидел над исписанной доской.

– Ирка! Вставай! Ну давай-давай, просыпайся!

Женщина испуганно откинула одеяло, шаря одной рукой под кроватью в поисках тапочек, а второй по тумбочке в поиске часов.

– Витенька, что случилось? Что-то произошло? Ты так кричишь, что разбудишь весь дом.

– Случилось? Ха-ха-ха! Еще как! Ой да случилось!

– Ты сделал гениальное открытие? – сухими ветками равнодушия треснул голос супруги. В жерло расцвета не отражая его красоты, смотрели её сонные глаза. По голосу мужа она уже поняла, что в их дом не нагрянула беда, а смотреть в пять утра на корчи его величия ей надоело. Суставную головку в нижней челюсти повело во время конвульсий зевоты и теперь челюсть ломило, но это, хотя бы не давало ей рухнуть назад в тепло постели.

«Конечно, он сидел в своём кабинете всю ночь, сейчас измучает меня и заляжет спать на весь день, а я буду маяться.» – думала она, растирая челюсть рукой.

– Вот посмотри, посмотри сюда! – мужчина, трясущимися руками тыкал ей меловой доской, прямо в сведенный в подавлении зевоты рот, нисколько не замечая этого.

– Что тут написано? – она взглянула на доску теми же глазами, что были бы и у самбуров в Кении, если бы её показывали им.

– Сегодня мой сын слушал Баха, первую прелюдию начального тона. И записал её цифрами! Я долго! Подчеркиваю – долго! Думал, над тем, что он тут написал. И знаешь к чему пришёл?

– К чему, Витенька? – покорно спросила Ирина.

– К чему. – передразнил её муж: – Ты, тётка тридцати восьми лет не знаешь. И не узнаешь никогда! Потому что мозгов бог не дал. А ребёнок четырёх лет смог не только услышать! Но и записать! В четыре года – музыку – цифрами!

Профессор был так увлечен открытием, что не увидел, как алый цвет залил кожу щек жены после этих его слов. Ну или предпочел не увидеть.

– В музыке, чтобы ты знала, есть такое понятие – устойчивые ступени. Именно на них строится тоническое трезвучие: первая, третья и пятая ступень. Если их номера сложить в каждом полном такте, то можно заметить ту закономерность, что и зафиксировал мой сын! – он воззрился на жену сверху вниз, после этих слов, ожидая её реакции.

– Лучше бы говорить начал. – лишь вздохнула та, фокусируя взгляд на его возбужденном лице.

– Тупая баба! – простонал мужчина: – Если он слушает музыку, значит он слышит. Значит он должен заговорить. До полутора лет он не молчал. Занимайся больше ребёнком!

Муж давно ушёл спать. Утро полностью вступило в свои права, а женщина все смотрела на меловую доску, оставленную на её кровати. Потом сжала двумя пальцами край деревяшки, словно боясь испачкаться о записи и унесла её в кабинет мужа. Кожа рук нестерпимо горела от желания стереть все начисто с черного полотна.

«Вот прям взять и вытереть её ладонью!» – думала она: – «Чтоб вместе с этими цифрами, исчезло из моей жизни – и это утро, и этот стоящий на пороге день, и эта пресловутая женская доля, о которой так любит упоминать матушка.»

Однако, сотворить такое кощунство она не рискнула. В гневе муж был не воздержан ни на язык, ни на руку.

В своей комнате заплакал Валерик. Тревожно и протяжно, будто почувствовал, что сейчас может произойти что-то непоправимое.

– Чтоб тебя. – женщина закрыла дверь в кабинет, оставляя там великую музыку, размазанную по аспидному грифельному прямоугольнику меланжем чёрно – белых тонов.

После того, как я стал считать музыку, отец потребовал от матери, чтоб я заговорил. Мама тут же запросила у врача таблетки от немоты.

– Почему он не говорит? Муж отмечает у него идеальный слух! Мозг, как выяснилось, у него тоже есть! Что же тогда? – Ирина атаковала вопросами Гириян при каждом нашем к ней визите.

– Вы ставите ему классическую музыку, как попросил вас ваш муж?

– Ежедневно! Вы думаете это поможет?

– Это не сделает хуже. Есть даже специальная музыкальная терапия для аутистов. Научно доказано, что этот вид искусства вполне способен с подвигнуть к речи. Я могу дать вам ещё много советов, которые помогут если им следовать. Вам понадобится много сил и терпения.

– Если есть определённые техники, может быть вы по ним и научите его говорить?

Врач услышав это предложение лишь горестно вздохнула, она все время удивлялась простоватой наглости этой женщины и её упорному нежеланию заниматься своим сыном.

– Мы вам заплатим. – по своему истолковала вздох врача Ирина.

– Вы совсем не любите его?

Слова психиатра, упали полным бессилием между ними.

– Что бы вы понимали. – обозлилась её собеседница: – Мне уже тридцать восемь лет. До тридцати трёх я никак не могла выйти замуж. Мы с мамой жили вдвоём. Мужчины никогда не уделяли мне внимания, не звали на свидания. Маленькая, блеклая, плохо одетая, кому я была нужна? Пока не появился Виктор – профессор со связями, автомобилем и своей квартирой. Без жены и детей в прошлом. Сколько сил мне стоило приложить, чтоб стать его супругой! Да не красавец, да не молод, да груб. Зато теперь я профессорша. Этот ребёнок должен был укрепить мой брак, а он его полностью разрушает! И ведь я мечтала о малыше! Только о нормальном, а не об этом.