Тамара Сальникова - Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру?
- Название:Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру?
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785449093493
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Тамара Сальникова - Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру? краткое содержание
Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру? - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Тут она запела…
Она шла и напевала песню, которую я уже слышал в детстве. Дошла до четвёртой двери, открыла её, стоит и поёт. И мне вспомнилось, как папа говорил, что в любой ситуации, в любой игре нужно просто выучить правила. Если им следовать, то можно пережить событие почти безболезненно. Сейчас правила простые – пройти все комнаты и дать понять этой певице, что в них ничего нет, что ей поможет. Тогда она уйдёт. Как иначе? Ведь если я ничего для неё не смогу сделать – смысла быть рядом просто нет!
– Хорошо, пошли дальше. – я впервые посмотрел ей прямо между глаз.
– Да. – однако, пока я не зашёл первым в комнату, она не сделала ни шага. Я тоже замер у порога, не веря своим глазам. В комнате не было ковра.
– Ну что же ты, иди! Она топталась сзади. Дышала мне в спину. Дыхание было таким горячим, что кожу между лопаток больно жгло. «Наверное у меня теперь там будет ожог.» – подумал я.
Дальше хода не было:
– Как ты не понимаешь- я не могу! Тут стены другие! Те были бы, с привычными трещинами на штукатурке – тут же – золотистые обои.
– Ты боишься?
– Боюсь. А разве ты нет?
– Она очень – очень боится. Иначе бы не просила тебя.
Но я пересилить себя не мог. Я даже не хотел смотреть ни на бумажную позолоту, ни на коричневую краску половой доски. Я не знал, что это за комната. И вышел из неё. А она зашла, и закрыла за собой дверь. Ушла, вот так просто и легко, как и не было её.
«Все так и должно быть, она должна была исчезнуть, я должен был остаться. Однажды одна девочка так же ушла, бросив меня.» – успокаивал я себя, упорно впитывая привычный рисунок ковра, каждой своей клеткой: – Мне надо считать шаги и запоминать линии. Пять тысяч туда и пять тысяч – обратно. Все остальное глупости!
Я раскинул руки, как крылья. Взмах, другой.
– Да, я не птица, и я не взлечу. И я знаю это даже лучше, чем те, кто смотрит на меня со стороны, через потолок моего коридора. Они все думают, что я сумасшедший!
«Раз. Да, мои глаза видят мир частями и никогда не увидят его целиком. Я никогда не пойму эмоций и желаний людей, ведь я не вижу их полностью. Нет в мире предмета, который разобьет это стекло.
Два. Да, я рисую мир, как могу только я. Я его так вижу! Он внутри меня и кусками снаружи. И с этим можно жить! Просто нужно чтобы кто-то держал меня за руку!
Три. Я умею любить! Если мне помочь осознать вас всех! И этот мир! И дать мне что-то интересное в нем для меня! Ведь это так просто и основано на взаимности – вы любите меня – я полюблю вас! И даже смогу общаться с вами!
Четыре. Мне важно знать, что в мире есть стабильность. Мои стены, мой ковёр, мои пять тысяч шагов! Не надо это у меня отбирать!
Пять. Вы меня бросили. Решили, что я безнадёжен, раз боюсь чего-то нового, непонятного. Это плохо, когда нет понимания и любви. Мне – плохо! Всегда меня бросают возле четвёртой комнаты, не помогая перейти в пятую. Что в ней? Мне никогда не узнать.
Я иду тебя искать… Пять тысяч шагов, четыре тысячи девятьсот девяносто девять, четыре тысячи девятьсот девяносто восемь…
– Опять шаги считает? – доктор смотрел на хрупкого белесого мальчика, через окно, расположенное под самым потолком.
– Да. – кивнула молоденькая медсестра – практикантка: – Он сошёл с ума, потому что семья от него отказалась?
– Говорите всякую ересь! – доктор хмуро поправил очки и сунул ей в руки дело пациента из седьмой палаты: – Отнесите доктору Гириян пожалуйста, она ждет.
«Сидорков Валерий Викторович. Двенадцать лет. Аутизм.» – прочла медсестра и снова посмотрела в окошко.
– Четыре тысячи восемьсот семьдесят один – донеслось из палаты интерната для особых детей. Валерий сделал крошечный шажок и уставился в пол: – Четыре тысячи восемьсот семьдесят…
глава 1
Почему-то люди любят говорить: «Я тебя слышу». Поймут ли меня если я скажу: " Я тебя считаю»? Не конечное. Никогда не понимали. Сколько себя помню, не понимали. А я себя помню…
Вот надо мной склоняется мамина щека, она такого нежно-розового цвета, который бывает в садах весной, когда цветет миндаль. От тонкой кожи даже идёт мягкий свет. Так приятно смотреть на нее. И совсем не страшно. Гораздо ужаснее смотреть в безбрежные водоемы глаз. В одном большом темно синем круге, расплываются бирюзовые круги, уже поменьше. В них мерцают циановые искры – вспышки, которые всегда сопровождает громкий смех. Ужасно громкий. Он так грохочет, что искры сливаются в бешеный танец вокруг антрацитового круга, в котором тонет маленький мальчик. Он нечаянно попал в это море и барахтается в нем, без права на спасение. Какой он крошечный и нелепый в этом адовом водовороте. Очень страшно понимать, что он обязательно утонет! И никто! Никто его не спасёт. Чтоб не сойти с ума, надо смотреть на лучезарную кожу. Что я и делаю. Все время, пока мама меня вертит в своих руках, а вокруг громыхает громом смех. Смотрю, пока синева глаз не начинает стекать по щекам, а раскаты хохота переходят в ещё более ужасный звук – вой водопада слез. Единственный плюс которого – меня кладут в кровать и больше я не вижу, как тонет этот несчастный ребёнок.
– Он не видит меня! Он совсем! Меня! Не видит! Что это? Я родила слепого? Почему мне врачи ничего не говорят!? – мама кричит оглушительно громко и заполняет этим звуком всего меня, с пяток до макушки. Ещё не много и я растворюсь в этом невыносимом оре. В страхе я открываю свой рот и её вопль выходит через меня. Через мои глаза, залитые водой, через моё горло, судорожно сокращающееся в жутких попытках исторгнуть нутро.
– Боже! Да, когда ты заткнешься! Опять ты его довела! Теперь он будет орать так час! Или больше! Сколько он ревел в прошлый раз? – мужчина злобно кривит полные губы, выталкивая наружу своё недовольство. Он высокий и статный, как столп возвышается над женой и сыном, краснеет от гнева, но не делает никаких попыток самому утешить ребенка. Женщина, у которой на коленях рыдает младенец, сама заходится в истерике и неистово ломает кисти рук, пытаясь разодрать кожу пальцами, с отрезанными под корень ногтями:
– Виктор! Неужели тебе не страшно? Ты посмотри! Ну взгляни же на него! Он же не видит ничего и не слышит! Я показываю ему предметы, но он не интересуется ими. Я смотрю на него! Я! Его мать! Но он и на меня не хочет глядеть! Мне кажется, что когда я его кладу в кроватку он испытывает облегчение!!! Кого я родила?!
– Тише, тише. Что вы тут так раскричались? И Валерик плачет, и Ирочка плачет. Пойдём, доченька, я накапаю тебе валерьянки. Ты просто устала, не отошла еще после родов, вот тебе и кажется все странным. – женщину уводит из комнаты другая, старая и блеклая, как тень.
– Раньше бабы в поле рожали! – несется им в след голос отца.
Этого я не вижу. Зато нечто другое простирается перед моим взором – много-много ярких линий. Они мечутся среди стен, ударяются об них и от этого меняют своё направление. Одни из них закручиваются в яркие спирали, другие рассыпаются при столкновениях с друг-другом, образуя лучистые шары. Комната начинает вертеться и искриться вокруг все быстрее, активнее. До тех пор, пока передо мной не проступит большая грифельная доска, на которой начинаю бежать цифры.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: