Тамара Сальникова - Узнай, что значит быть мной… Мир создан так, чтобы в нём удобно было большинству. Мне неудобно – значит, я умру?

Мой отец, физик с известным именем, быстро пишет на ней формулы, решая сложные уравнения и проговаривая их вслух. Это так интересно, что я забываю о миндальном саде и синем море, с тонущем в нем мальчике. Отец уносит меня из этой пляски молний, которые образовали их крики, в свой кабинет. Пока он решает свои задачи, я смотрю на цифры и слушаю то, что он говорит. Каждое одно его слово взаимосвязано с другим. Чёрная доска в кабинете заполняется белыми цифрами. Логическими, правильными. Которые не вертят хоровод вокруг меня, поэтому я вполне могу их и разглядеть, и даже запомнить.

Позже, все лихорадочные завихрения шипастых шаров и ломаных линий, я научился считать. Как и многое другое. Практически все. Буква А – цифра один, Б – два, В – три. Каждое слово, сказанное мне, получало свою формулу и своё решение. Нельзя сказать, что я тогда научился слышать людей вокруг, я научился их считать. И я складывал все. Сколько раз увидел розовую щеку и сколько букв в слове мама, сколько капель воды войдет в стакан, если хочется пить и сколько горошинок можно положить на тарелку. Все что нельзя было посчитать, перестало входить в мой рацион. От чего мама ещё больше плакала. Однако капала мне воду, иначе я не мог пить, даже если меня мучала жажда. Говорят – люди – такие как я, не имеют чувств, и от того нам никого не жалко. Однако разве так сложно понять, что мне невозможно впихнуть в себя, то что я не посчитал? Разве меня кто-то пытается понять, что я тоже хочу жить? И неужели так сложно осознать, что любовь можно измерять не поцелуями и игрой в гляделки, а счётом горошка на моей тарелке? Счёт горошка – это тоже любовь. Жаль мама не смогла меня услышать, хоть я ей и говорил об этом. Точнее выражал тем, что считал каждую горошинку вместе с ней. Только она не смогла разрешить себе это понять и принять. Человек, который не слышал меня, не смог мне простить того, что и он не находит отклик во мне. Хотя он просил меня утонуть, а я его сосчитать. Нам было одинаково сложно сделать то, что доказало бы наши теплые чувства к друг-другу. Мы не справились оба. Но именно про меня, когда прошло время, сказали – он не способен на любовь…

– Ты не представляешь, Ирусик! Я носил Валерку к своим студентам на урок. И он рассчитывал упражнения, которые я вкладывал в головы этих охламонов целый год! Взрослые ленивые лбы, смотрели разинув рот, как трёхлетний ребёнок решает то, что они не могут! – мужчина был очень возбуждён и не замечал, как смотрела на него женщина.

Она стояла, тяжело облокотившись на кухонный стол и утопив невидящие глаза в его тарелке.

– Что ты так смотришь? Очень вкусный борщ вышел. Да разве это важно? Ты слышишь, о чем я тебе говорю? Наш сын гений! – он перестал махать руками и отправил в рот багряное содержимое ложки.

Борщ обжег горло вкусом уксуса и чеснока и мягко провалился в желудок. Мужчине захотелось немного водочки, да под ломоть чёрного хлеба с розовым салом.

Пока он сооружал себе этот бутерброд и рюмочку, жена продолжала смотреть на остатки бурой жижи в его тарелке. – Ну, за то, что мой сын гений! – провозгласил тот тост и опрокинул содержимое рюмки в себя.

– Твой сын – аутист. – невыразительно произнесла женщина, уронив эти слова прямо в миску борща. Расплескав ими остатки её содержимого по бежевой скатерти, заляпав его белую рубашку и полосатый галстук. Закрыв глаза она съехала по стене зайдясь в беззвучном плаче, чтоб сын не услышал и не начал считать её слёзы. Это было невыносимо, так же как лицо мужа сейчас.

В тот момент, когда мама рассказывала отцу про наш поход в детскую поликлинику, я смотрел мультики. Я тогда их невероятно любил. В зале стоял телевизор с двд и в нем специально для меня был оставлен диск с мультфильмом «Кошкин дом». Сама экранизация шла двадцать девять минут и пятнадцать секунд, потом действие начиналось сначала. Так проходили часы. Мне казалось, что всё происходящее на экране – реальность. Такая же вечная и стабильная, как и вся наша квартира. Вот стоит стол, вот диван и два кресла. Над диваном висит ковёр. На столе находится ваза с конфетами. На нижней полке шкафа, напротив мягкой мебели – телевизор. В нем разворачивается действие, в котором горит дом у кошки. Всё так было и должно было быть всегда.

Мама строго следила, чтоб я не трогал технику. Однако в тот вечер я был один в комнате.

– Тили-тили-тили-бом, загорелся кошкин дом. – звучал голос со стороны шкафа.

– Загорелся кошкин дом. – соглашался я с увиденным.

– Бежит курица с ведром, поливает кошкин дом.

– Поливает кошкин дом.

Действие на экране разворачивалось во всю. Когда Тетя Кошка с привратником Василием пошла проситься на ночлег к свинье, я подошёл к телевизору и протянул руку, которая неожиданно встретила преграду в виде холодного стекла. Меня в ладонь ударили искры, которых я не ожидал. Это было похоже на то, что меня оттолкнули от шкафа насильно. Мамы не было в комнате, однако попасть туда куда я хотел не вышло. Дома сразу стало неприятно и сумрачно. Кто-то, кого я не видел, ударил меня по руке! Да ещё и осознание того, что на том месте, где растут деревья и сидят поросята у лохани, расположена непонятная твердь, не добавило тому малышу, каким я был, удовольствия. Привычная добрая комната стала вдруг непонятной и чужой. А вдруг я коснусь дивана, а он тоже укрылся за стеклом? И стол? Весь мир стал другим, чужим, где нет ничего привычного. Поди и конфет больше нет в вазе? По стечению обстоятельств, карамелек на их обычном месте действительно не оказалось.

Вы когда-нибудь видели, как рушится карточный дом? Возьмите колоду из тридцати шести карт и долго складывайте её в виде домика. Я так делал в детстве. После, когда осознаете, как хорошо у вас вышло, пусть сквозняк распахнет форточку и ветер раскидает труд ваших рук по комнате. Вам это понравится? Вот летят стены, кружится потолок, пол несётся прямо вам в лицо. От такого можно и сойти с ума, правда? Вот что бы этого не произошло – я начал ловить пол лицом, ведь мой дом оказался так же несовершенен, как и игрушка, собранная из пластика для преферанса.

– Что за чушь ты мелешь? Ну вот чего тебе не хватает? Зачем ты таскаешь его по дурацким врачам? – неслись голоса с кухни.

Пол – лицо…

– Виктор, они не дурацкие, они обыкновенные. И мне приходится к ним ходить, потому что только ты можешь не замечать, что происходит с твоим сыном! – шум нарастал.

Пол – лицо…

– Кроме того, что он маленький гений, ничего с ним не происходит! – грохочет гром.

Пол – лицо…

– Может быть он и умеет считать уравнения, да вот только больше он не умеет ничего! Он же до сих пор не пользуется горшком! Ему уже почти четыре! Не писаться в его возрасте – нормально!!! Освоить туалет, а не решать уравнения!!! – свистят ультразвуком молнии.