Анатолий Тепляков - Под знаком водолея

Ну вот, опять начал накручивать себя. Выше нос, Анатолий Тепляков! Впереди у тебя целая жизнь. И наверняка, будет в ней место и твоей Антигоне. Может быть, и не одной.

Наконец, последний звонок. Я даже вздрогнул от неожиданности. Город поглотил меня, растворил среди подобных мне человечков, и я забыл о своих комплексах. А вечером… Вечером я пойду любоваться чужим счастьем.

В комнате квартирантов – так называет наше жилище Францевна – царил беспорядок. Ну, конечно! Разве может быть иначе, когда Мишка собирался на свидание?! Он обладал поразительной способностью оставлять за собой «бардак». Стоит ему прикоснуться к чему-либо в комнате, на кухне, в коридоре – и всё перевёрнуто вверх тормашками. Настоящий изначальный хаос! На кровати валяются брюки и сорочка, грязные носки разбросаны, как специально: один на стуле, другой у его ножки. На столе – закопченная, невымытая кастрюля, огрызки хлеба и шелуха семечек. Начнёшь сожителю выговаривать – что с гуся вода. Уберётся по вершкам – и не приставай.

Но сам-то Мишка вышагивает по комнате гоголем-щёголем: не то артист, не то жених под венец. Костюмчик отутюжен, белая рубашка сияет, как первый снег на солнце, галстук повязан по последней моде, туфли начищены до блеска зеркала. За своей внешностью и костюмом Мишка ухаживает с болезненной ответственностью. И в то же время, если бы в моде у девчат была небрежность и неопрятность, он превзошел бы в этом беспризорника.

– Жрать бабкино пойло ты не будешь? – задал вопрос Мишка, и сам же ответил на него. – Правильно. Советую оставить сто процентов объёма желудка для деликатесов моей будущей тёщи!

Есть хотелось так сильно, что кишка с кишкой перестукивались, а желудок готов грызть спинные позвонки. Но Мишка, пожалуй, прав. Иногда стряпня Францевны годилась разве что для голодного пса. Съесть её обед, а потом идти на званый ужин, значит тронуться умом или совершить зверское преступление против своего молодого организма. Проглотив слюну, я без особого сожаления отвернулся от кастрюли.

– Пошли, что ли, мой верный и закадычный друг! Вас ждут великие дела, граф Тепляков! – Мишка натянул на себя свой щегольской болоньевый плащ с регланами на спине.

– Однако, вы хват, герцог Антипенко! Сам нарядился, как новогодняя ёлка, а мне и рубашку сменить не даёшь! – возмутился я. – Или ты тащишь меня в гости, чтобы выгодно оттенить свою неотразимую личность?

– Да ладно!.. – как от приставшего комара, отмахнулся Мишка. – Завёлся, как Францевна на своего внука-алкаша. Переодевайся, я подожду.

Меньше всего я хотел быть в роли бесплатного приложения к бесподобному красавцу Мишке. Поэтому и не ударил в грязь лицом. Через пять минут со мной могла идти без стеснения под руку любая местная красавица!

– Годишься! – высокомерно оценил мой внешний вид Мишка. – В таком виде ты предстанешь перед моей будущей тёщей сущим ангелочком.

Выходя из комнаты, я вдруг вспомнил свой странный сон: крючконосая, горбатая старуха лезет ко мне целоваться. Слюнявые губы, из-за которых выглядывают кривые и гнилые зубы. Я суеверно, с отвращением поежился. Типун тебе на язык, Мишка Антипенко! Я не горю желанием понравиться твоей будущей тёще!

Стоял ранний, млеющий в весенней неге вечер. На улицах Гомеля уже зажглись фонари. От этого город сделался уютнее и теплее, центральные улицы были оживлены многолюдьем. Уставший после трудового дня народ решал каждодневные проблемы, закупая перед закрытием гастрономов продукты и спиртное. В такой час в троллейбусе была давка, и я боялся, как бы ни испортили мой единственный выходной костюм. Но на нужной нам остановке мы с Мишей вышли со всеми пуговицами, а о стрелки на брюках могли порезаться мухи. На наше счастье они в конце марта ещё находились в зимней спячке.

Герцог Антипенко дал знать дамам о своём прибытии тремя длинными звонками. С его точки зрения, это было очень интеллигентно. Он мог звонить беспрерывно, до упора утопив кнопку звонка, пока перед ним не распахнутся двери. Мишка почему-то находился в заблуждении, что везде и всегда двери перед ним должны быть распахнуты настежь.

Нам открыла не Зоя. И не Баба Яга из моего кошмарного сновидения. Нам открыла дверь миловидная женщина лет сорока пяти с добрыми карими глазами. И глаза, и припухлые губы её сразу улыбнулись – по-матерински тепло.

– Заинька! К нам гости! – и пропустила нас вперёд.

Заинька не вспорхнула бабочкой с дивана на шею возлюбленному, сдувая пыль с его щегольского костюма. Она – в цветастом крепдешиновом платье, круглолицая и кареглазая, почти абсолютная копия мамочки – тихонько сидела на диване, зажав свои ладошки коленями. Эта поза была воплощением скромности и стыдливости. От этой картины веяло благословенным средневековьем, когда нравы и поступки людей были наивнее, чище и естественнее. А как ещё следовало вести себя юному созданию в подобной ситуации? Наверное, впервые в жизни пришёл знакомиться с её матерью возлюбленный. Пока мать суетилась в прихожей, освобождая гостей от плащей, кепок и туфлей, Зоя искоса, будто украдкой подсматривала за нами. Случайно перехватив взгляд Зои, я усомнился в её непогрешимости, скромности и покорности. Нет-нет, а подмигивали из её зрачков бесшабашные бесенята. Будто смотрела из-за плеча любившего её юноши Антигона с любострастным взглядом. Я мысленно отругал себя за это сравнение. Как я могу безапелляционно судить о девушке по одному только взгляду?! Может быть, она человек лёгкого, весёлого нрава!

– Тетя Паша! – представилась мать Зои. – Вы, молодёжь, не скучайте! А я на кухню…

Признаться, я ожидал, что в зале уже будет накрыт стол с приборами, графинами, стаканами и салфетками. Ну, конечно же, этот бесцеремонный Антипенко притащился в гости раньше времени.

Едва за тетей Пашей закрылась кухонная дверь, как Мишка в два шага оказался у дивана. Он сел рядом с Зоей, взглянул на её лицо: оно оживилось и засветилось радостью. Миша уверенно, как опытный ловелас, взял её руку и уложил на свою ладонь. А Зоя из-за этого смотрела на него такими благодарными глазами, будто возлюбленный преподнёс огромный букет роз.

Олухи царя небесного! Шли в гости к дамам, а даже паршивого букетика мимоз не захватили! Ну, я-то за компанию, пристяжным, а у Мишки где совесть, спрашивается? Вряд ли она докучала ему слишком часто.

Мой сожитель был весь в роли Казановы: что-то такое нашёптывал на ушко Зое, отчего та чуть не таяла Снегурочкой, прыгнувшей через костёр. И скромно потупив очи долу, жадно слушала его, будто он был величайшим умом эпохи, и щёчки в ямочках мило зарделись. Умел мой дружок обихаживать девчат – этого у него не отнимешь.

А я, позабытый всеми гость, чувствовал себя неловко: переминался с ноги на ногу посреди зала. Миша по жизни был Хрюшей, а Зоя, умирающая от обожания возлюбленного, будто бы и не видела меня – даже представиться мне забыла. Наконец-то я догадался сесть на стул у стола. Чтобы не казаться истуканом, бесстрастно наблюдающим за чужими чувствами, я взял в руки журнал «Огонёк», лежавший на столе. Листал его равнодушно, не видя иллюстраций, не говоря уже о тексте. На душе было пакостно, и я ругал себя последними словами за то, что поплёлся с сожителем в гости. Нужен я здесь, как пятое колесо телеге. Так и просидел не в своей тарелке минут пять.