Валерий Гришковец - Соборная площадь

ДНО

На станции Дно под Псковом
9 марта (по ст. стилю) 1917 г.
Царь Николай II отрекся от престола.
Ранний март. И скорбно гнутся крыши.
Полдень, только солнца не видать.
Что с одышкой тяжкой, батя, дышишь? —
До весны уже рукой подать.

Вот и март. И голубь холку мылит.
Сушит небо рваное рядно.
Две недели ехали-пылили,
Выметайся, прикатили: Дно!

Что за дно? Ни дна, брат, ни покрышки.
Все допито-выпито до дна…
На юру – сторожевые вышки,
Затаилась глухо тишина.

Вот так март… Мороз под шкуру лезет,
Цельсий полетел к чертям на дно!
Заходи – буфет стакан отвесит,
И давай – до дна за град сей, Дно.

Ну, а город, темный, как буфетчик
(Эх, чего не встретишь на Руси…),
Ну да каждый сам себе ответчик,
Ты, носатый, око не коси…

И опять, опять свистят посадку,
Раздувает ноздри тепловоз.
Хорошо бы, батя, для порядку —
Что-нибудь для смазки бы колес.

А буфетчик нос кривой воротит:
Не таких ломали тут… Но-но!!
Где ж ты, голубь?! Грязные вороны
Запятнали напрочь наше дно…

Откатились окна, крыши, вышки,
Покатилась в поле тишина…
Вот так Дно… Ни дна, брат, ни покрышки.
И никак не выбраться со дна…

***
Расстаюсь под небом твоим, Север.
Обреченный на любовь и грусть.
И дорогой бренною кочевий
За надеждой призрачной тащусь.

Загремит железо под ногами,
Тяжкое, как водка натощак.
Соль дороги, с песней, матюгами,
Запечется кровью на губах.

Где ты, счастье? Пьяная русалка,
Сука ненаглядная, вернись!
Мне себя нисколечко не жалко,
Забирай оставшуюся жизнь…

Что ж ты, счастье, жгло и обвивало,
Чтобы так вот бросить навсегда?..
Потянулись мрачные вокзалы,
Полустанки, веси, города…

И, поди, ты тут не растеряйся,
В колготне себя не потеряй,
Где приют пленительного счастья —
На ночь – кем-то брошенный сарай.

Вот и все, что от тебя осталось,
Да колючей памяти укор.
Ну, а что потом со мною сталось —
Это уж отдельный рахговор…

***
…И от любовницы под утро уходил
На поезд – через кладбище – так ближе.
Туман литовский сказочно парил,
И плыл костел, вздымаясь кровлей рыжей.

Кресты да склепы, склепы да кресты,
Невидные, во сне ворчат вороны…
И призрак смерти, призрак темноты,
И ты, с душой, как правда, обнаженной.

И забывались женщина, любовь,
И даже жизнь, и ты в сей жизни бренной!
И мысль, что ЭТО будет и с тобой,
Входила в сердце думой сокровенной.

И что там страсть и страх? Я в небе был,
Я зреньем уходил все глубже в землю:
Один – не одинок среди могил,
Когда не только этой жизни внемлешь.

Но вот ворота. И – иная жизнь,
Вокзал сияет светом дня и ночи.
И люди, люди… И о смерти мысль
Куда-то отступала между прочим.

ВОЛКИ
За волчицей раненой по снегу,
По сырому следу, в черный лог,
Уходил – подобный человеку,
Воротился – плюнул в потолок.

И на все сплеча махнул рукою:
Эх-ма, матерь-сука, не реви!
Надоело шляться над рекою,
Захотелось каши на крови.

Где ты, батька грозный, город Грозный?
Мне бы – в войско к грозному царю…
И упер глазищи в небо грозно,
Хвать берданку: «Всех приговорю!»

– Ты куда, сынок?..
– Прощай, мамаша,
В жилах кровь – что на огне смола!
Что там пашня-квашня, если каша
Пожирнее маслица взошла…

И пошел – в пылище сапожищи,
Топнул – гору раздавил, как вошь!
И ушел – вослед кровище свищет:
«Кто там воет?! – Завтра подотрешь…»

…Где ты, Ванька, дурачок сельповский,
По следам твоим гуляет смерть.
А твоих любовниц недоноски
Нынче кровь перегоняют в нефть.

И куда ни глянешь – харя волка,
И такой стоит в эфире вой!..
Ложку взял, поднес ко рту – винтовка!
И с экрана скалит морду – волк!

Люди-звери, волки-человеки,
Ни следа не видно, ни звезды…
И повсюду – снег, и в диком снеге —
Черный крест, кровавые следы.

***
Не учил – рубцом кровавым твердо
По судьбе прошел закон разлук.
Смолоду и честь губил, и гордость,
Молодость давно пустил из рук.

Никого собой не беспокою,
Все узлы и связки разрубил.
Что же это там еще за поезд?!
Я свое давно отколесил…

Не пишу. И мне уже не пишут.
И душа – как обгоревший храм.
Но ворвался, будто гром под крышу,
В сердце стиль железный телеграмм:

«Извини проездом поезд время»…
Боже мой, да кто же это, кто?..
Вера… Вера?.. На шабаш безверья?!
Дверь на ключ. И на запор окно.

Что за Вера? Никому не верю!
Не надеюсь!.. Не люблю!.. Не жду!..
Но под утро – молча настежь двери,
И на зов, как битый пес, иду…

РЕКВИЕМ НЕГОДЯЮ
Ткется жизни суровая нить —
Не подправить след, не изменить.

То-то сладко елось и спалось,
Да за все сполна платить пришлось.

За постель с чужой женой и ложь,
За кусок ворованный и грош;

За навет на друга, лесть и зло…
Ничего бесследно не прошло.

Слезы. Речи. Трубы. Ордена.
Потирает руки сатана…

***
…и не будет тебе покоя!
Будешь голоден, гол как сокол,
И куда б ни пристал, ни пошел, —
Тенью беса – беда за тобою.

Ну, а встретишь участье людское,
Сытый, в новые влезешь порты,
Не заметишь, как влюбишься ты,
И подавишься новой мечтою.

Счастлив будешь с женой олодою,
Знаменит станешь, даже богат,
Но чужим вдруг окажется брат,
Да и сын не поладит с тобою…

Ты и сам не поладишь с собою!
И не станет ни сна, ни рожна,
И жена – не жена, а мошна,
Что капкан, схватит хваткой стальною.
Оглянешься – лишь тьма за тобою,
Суета, маета, пустота…
Ни черта! – Роковая черта.
И не будет тебе покоя…

ПОХМЕЛЬЕ
Сколько наврано, накручено…
Мир у беса на хвосте!
Рыщем, ищем долю лучшую,
Поиссохли от страстей.

Где она, река молочная?
Хоть бы кружку, хоть глоток…
Боль-кручина полуночная,
Не спросясь, легла у ног.

Ох, гудит-болит головушка…
Что там булькает на дне?..
Эх ты, женушка-бедовушка,
Знамо, истина – в вине.

Пей же, пей, душа бредовая!
Горечь-дума – через край.
Голова твоя садовая,
Вот и вызрел урожай.

Никого… Тоска полынная.
Стул. И стол. Пустой стакан.
Боль-кручина беспричинная —
Щелкнул наглухо капкан…