Роман и Новелла Завязкины - Живой камень. /СНЫ/

Да уж не клали! Выложили площадь. И мероприятие провели, и последствия устранили. Лужи красные опилками промокнули, под ёлочки ссыпали.

Ночью упал на Лобную первый здешний снег. Завалил землянки, палатки, шалаши, телеги, потушил костёр перед царской юртой, шевельнул в государевой груди страх.

Всё есть!

Столица «назло надменному соседу» темя из чрева показала. Раз! Страна в кулаке. Два!

Ан ничего и нет. Упадёшь – руки не подадут, сдохнешь – забудут, брусчатка зарастёт грязью – трава вырастет. Господи, что делать?!

– …Дальше рубить надо…

– Что?

– …Дворец…

– Зачем?

– …Жить…

Прочь страх! Прочь верблюжье одеяло! Спрыгнул самодержец с постели: «Васька, сапоги!»

Вылетел наружу, возовопил страшно:

– Ко мне все!!!

Скользнула следом тень, набросила на голый «остов» шубу:

– Простудишься, мой хер!

Взъярился помазанник:

– Сколько раз тебе, козлу, говорить? Не хер, а херц!!! Запали костёр, р-р-раб!

Раб, косясь на царскую длань, выдернул из правого ботфорта штоф, наплескал в кострище джину, чиркнул. Полыхнуло. Из левого достал рожок, продудел. Сбежались все. Явил царь волю:

– Здесь будет город заложён! Топнул.

Забыли про ночь, с космической скоростью свели окрест всю растительность. Встал дворец.

Не сразу, конечно…

Пришлось повозиться, да повозить! Из Якутии на оленях – мрамор; с Камчатки колонны малахитовые полста штук припёрли. Тракт от моря до моря в пятнадцать саженей ширины вручную откатали…

Ступил самодержец на мрамор, посмотрел на зелёные в разводах столбы, понял! Назвать дворец не пустяк. Так должно, чтоб народ не успокоился, да не расслабился. Полетело царское слово птицей:

– Временный дворец!

Сошёл со ступеней, повернулся к соратникам.

– А рядом возвести Дом Страшного Суда.

– И туда… Брякнули из толпы. Усмехнулся государь горько, повторил громко:

– И туда.

Кивнул охране:

– Взять!

Вырос подле дворца Дом. Поместилось там важнейшее: органы надзора за исполнением государевой воли.

Напротив, к рождению наследника, возвели Триумфальную арку. Но родилась девочка и простояла арка в лесах год. И опять девочка! Ну что ты будешь делать?

Убрали леса, обнажили красоту в честь её самой.

А имя наследника, Петя , отдал самодержец новой столице – Питерск . Не Петярск же, в самом-то деле?!

Недалече, однако, яблочко покатилось. Главным врагом Питерска вода оказалась. Царь нечаянно в самую грязюку топнул! Лучшее средство от зыбкости – бить сваи. Так и делали, да река Нема вдруг поднялась и залила стройку. Как быть? Костей под ногами немерено, из-за бугра смотрят злорадно!

Подождали, пока речка угомонится, подсыпали берега, одели в базальт. И красиво и толково. Так ведь нет! Поверх всех пределов прёт Нема на люди и топит, кого ни попадя, чуть не каждый год. Чего только ни делали, каких соответствий ни искали. А потом дошло. Так это ж здорово!!! Сия особенность, ровняет нашу столицу с ихними, да ещё какими!

Лично государь выстругал первый ботик, пошил первый парус, прокопал первый канал, открыл навигацию.

Меньше года прошло – глядь, плывут корабли тучей.

Нам везут то, чего сами не можем. От нас – чего у них не растёт.

К наводнениям привыкли, как бы дождик. Ожидать их стали, как праздника. Ибо знак. «Всё лучшее – от противного».

Вот помня сие, отплыл государь, однажды, обозреть окрестности /как раз туман был/, расшиб днище о камень.

Не простой булыжник оказался!

Верхушка нефритовой скалы из болота торчала.

На трёх тысячах чистейших орловских рысаков выволокли скалу на брег и Сам взялся из той каменюки вещь делать. И вырубил ведь ещё один дворец и посвятил сей дикий труд всем начинающим не благодаря, а вопреки.

На тех же рысаках оттащили уж – не скалу, а величественное здание – на площадь, оправили в золото и назвали Дворцом Всех Пионеров (ДВП сокращённо).

Но застудился Никола, пока самого из болота выуживали и волей Божьей помре. «ДВП» то уж в горячке долбил и в золото без него оправляли. Рыдали над гробом: «Такой человек был, такой человек!» И стук молоточков и стенания, по сю самую пору.

Каналов, правда, с ботиками на всю империю не хватило /сухой земли больно много/, так и птичка по зёрнышку клюёо – о – о – о…

«Уже?!» – изумился Метёлкин, но смирился, потрусил в страну снов и пребывал там до…

Короче, завтракали без него. Беседовали.

Выяснилось, почему Новеллочка устроила на ночь зиму: перелётные утки опять приняли участок за озеро Чад. Намекнула – ошиблись.

Штора качнулась, выпустила родственника. Рома не добив ватрушку, рванул к «машине»! С очередным напутствием вслед.

Горел Обдуич на своих замечаниях жестоко и неоднократно, но ничего со своей хлопотливой натурой поделать не мог, и подставлялся почём зря и ни попадя:

– Знаешь, что надо, Романыч?

За шторой «злобно» скрипнул стул.

– Ну?

– Много рисунков. Хороших и разных.

– Вот и рисуй!

Новелла придвинула любимцу тарелочку с ватрушками, шепнула: «Умница». И в голос: «Мы вместе, ага?!»

– Валяйте!

Тишина воцарилась на шести сотках, мир, спокойствие.

Пистон с укропной грядки сверкнул на крыльцо фарами: «Жратва скоро будет?!»

Ночью и днём в сердце моём,

Те, кого я любил.

Шёпот их – крик, молчание — миг,

Слов только два: «Не забыл?»

Струйка табачного дыма закончила танец. Прижимаюсь к Дюймовочке, толчок седалища, я на полу.

«Как грубо, Светик!» Едва не вырвалось из оскорблённых глубин. А впрочем, занятно… И у в и д е л!

Шары кроватной спинки – звёзды. Синее маманино покрывало – ночь. Светкин зад – луна. И кровь повсюду – сирень.

Один шанс из тысячи, что этот похабный бред станет живописью. И то если Каблук меня не доконает, а с неба свалятся башли на жратву и алименты. Вот она, романтика, голодная и могучая, как шизофрения!

Вскакиваю с пола, хватаю бумагу и карандаш.

Чего не хватает!

Озираюсь… «Соусника!» (Фарфоровый кувшинчик с голой тёткой а ля Рубенс).

Веточку сирени туда, воду – к изголовью.

Грифель ткнулся в бумагу – точка, поехал в сторону – линия… «Не то! Перерисовывать? Ну, уж дудки!»

И карандашик заплясал на листе как бог на душу положит. Впрочем, долго резвиться я ему не дал. Почувствовал: начинаю портить. Прячу рисунок. «Крррысота!»

Отчего ж так тоскливо-то?! «Каблук?» Мимо. «Дюймовочка?» Мимо. Сажусь на пенёк, плюхаю в фужер остатки вина. «Соусник…»

Именно с такими «Мадоннами» /сервиз 96 предметов/ плюс новая Волга, возвращались из загранки «умные», по словам мамани, парни в погонах.