Марина Тюленева - Жизнь без печали

Даша была так поражена всем произошедшим, что не вышла встречать Куминова, когда он пришел с работы. Куминов вошел в комнату, Даша сидела на кровати.

– Что произошло, детеныш?

– Олег побил Свету. Саша, ты должен сказать ему, что так нельзя делать.

– Ну их к черту. Лезть в их разборки, они, может, уже обнюхались, а я буду вмешиваться. Ничего, Дашуля. Завтра я зайду к коменданту общежития, заберу ключи. Я думаю, мы сможем переехать, может, даже завтра.

– Ура! – Дашка соскочила с кровати, бросилась Куминову на шею. Он подхватил ее под ноги, приподнял, прижал к себе и поцеловал. Даша, даже не понимая, как, впервые ответила ему на поцелуй. Куминов упал с ней на кровать, стал расстегивать блузку.

– Саша, свет надо выключить.

– Если ты меня сейчас оттолкнешь, я тебя придушу. Ты поняла?

Даша кивнула. Куминов не стал сбрасывать постель на пол. Кровать скрипела, стучала под его неистовым напором. Олег слышал эти стуки, он с ума сходил от боли и ревности. Этот супермен и здесь впереди всех. Он сейчас по-хозяйски имеет эту девочку, этого ангела, сошедшего с небес, такую тонкую и мечтательную. Ей нужно стихи читать, а не драть, как уличную кошку.

– Саша, кровать стучит, поймут же все, – прошептала возле уха Куминова, Даша.

– Ты моя жена, я делаю с тобой, что хочу, и как хочу, – ответил ей, задыхаясь, Куминов. Потом он хрипло застонал – Как хорошо! Спасибо, Дашуля.

Даша думала, как бы успеть извернуться, чтобы он, вставая, не увидел ее такую, раскоряченную.

***

Володарская не выходила из квартиры Куминовых. Она с ласковой улыбкой встречала мать и сына с работы, готовила им еду. Теперь в их жилище веяло домашним уютом. Санька решил, что в жизни все сложилось так, как надо. У него есть прекрасная сногсшибательная женщина, умная, нежная, необыкновенная в постели. Вот только иногда какую-то пургу несет. Куминов пришел в спорткомплекс.

– Сэнсэй, у тебя случайно нет связей? Одного мудака надо выследить. Либера нет пока, не знаю, кто еще поможет. Парень – наркоша, по притонам каким-нибудь ошивается.

– Ко мне на тренировки разный народ ходит, попробуем, – ответил тренер.

Дня через два он позвонил Саньке домой.

– Выходи, прокатимся.

Санька сел к нему в уазик.

– Он в теме, – сказал тренер, кивнув на водителя. Они приехали в район заводов, подъехали к какому-то бараку – Ты не ходи, – сказал тренер Куминову.

Вдвоем с водителем они приволокли какого-то мужика. Это был Герман, испуганно посматривавший на них.

– Ширнуться не успел. Он еще соображает, – кивнул на него тренер. Они запихали Германа в уазик и привезли за город, пинком вытолкнули из машины. Он поднялся.

– Вам че надо? Вы кто? Наташкины е… ри?

– Завтра, чтобы сдернул из города, – сказал Куминов и ударил его – Забудь, что знал ее, имя забудь.

– Ты че, чувак! Как же я кормилицу свою оставлю. Пусть сосет у тебя, я не жадный. Мне только отстегивайте на питание, и всем хорошо.

Санька снова его ударил. Герман отплевывался от крови.

– Е… ите ее хоть все! Че тебе от меня надо, я же разрешаю.

– Я буду тебя бить, пока ты не уяснишь, что я тебе сказал, – Санька ненавидел этого червяка все больше и больше. Он бил его, Герман уже не мог стоять на ногах.

– Санек, ты его убьешь, – спокойно сказал тренер – Думаю, он понял.

Куминов отошел от Германа, голова его кружилась, как от спиртного. Хозяин уазика присел перед Германом, потрогал его, прощупал пульс.

– Живой. Не сдохнет, скоро очухается, сам уползет. Поехали.

Приехав домой, Куминов сказал Наташе:

– Не бойся, я тебя никому не отдам. Этот ублюдок, надеюсь, понял, что ты теперь моя.

– Где ты его нашел?

– В бараках в Заводском районе. Там же, за Заводским, на пустыре его бросили.

– Он живой?

– Конечно. Я бы с удовольствием убил его, не портить же из-за дерьма свою жизнь. Наташенька, – Санька прижал ее к себе – Теперь все будет хорошо.

– Ты очень взбудоражен. Тебе надо выпить, успокоится. Иди, ложись, я сейчас, – Наташа принесла ему водки, Санька внезапно почувствовал какую-то расслабленность во всех мышцах, и сразу уснул. Наташа подошла к телефону, набрала номер – Я знаю, где он. Встретимся минут через двадцать, подъезжайте к площади перед обкомом.

– Ты, что совсем рехнулась? – сказала Куминова – По своим криминальным делишкам, из моей квартиры звонишь?

– Ой, мама Катя, тебя что, КГБ прослушивает? Тем более, я ничего такого не сказала. Радоваться должна, скоро в покое вас оставлю, ты меня видеть не будешь. Лучше хорошо далеко, чем близко никак.

– Философ недоделанный. Как же Санькина девчонка?

– Разбирайся с ней сама. Чем она тебе не нравится? Все на месте, да и не дура, видать.

– Она слишком простовата для Сани.

– Ну да, вы же из потомственных графьев. Может, она слишком хороша для Сашки?

– Наталья, он мой сын.

– Я в курсе, – Наташа стала одеваться – Не бойся, мама Катя, у него с ней ничего серьезного. Влюблен бы был, не бросил. А то, я ему еще яйца не потрогала, он уже забыл про подружку, – она помолчала – Девчонку жалко. Я сама такая была. Получается, я ей больно сделала. Что поделаешь, – она развела руками – Селявуха такая. Любимый если проснется, будет спрашивать, скажи, что я обосралась.

Утром Санька проснулся, Наташи не было. Встревоженный, он спросил у матери:

– Где Наташа?

– Я не обязана следить за твоими бабами, – с раздражением сказала Куминова, громко захлопнув за собой дверь.

«Теперь и Наташа ей чем-то не угодила» – подумал Санька.

***

Анна Сергеевна Ильинская себя уже измучила мыслями об Ирине. Перед глазами стояла одна и та же картина, Ирина провожает ее до дверей, и держит на руках дочку, голова которой, как тряпочка, бессмысленно лежит на Иринином плече. «Бедный, мой ребенок! В чем же ты провинилась, что у тебя такая страшная судьба».

Анна Сергеевна сидела в своем кабинете, по радио передавали концерт итальянской эстрады. Зазвучала песня «Римские каникулы» в исполнении «Матиа Базар». Анна Сергеевна вспомнила, как ее девочка, счастливая и влюбленная кружилась по комнате, распевая эту песню. Анна Сергеевна разрыдалась. Сотрудники притихли, они не пытались успокаивать свою, обычно жесткую, начальницу. Все в разных подробностях слышали страшную историю, случившуюся в семье ее старшей дочери. Наступило время обеда, все потихоньку вышли из кабинета, оставив ее одну. Анна Сергеевна уже рыдала в голос, уронив голову на стол. В кабинет зашла Ирина.

– Мама, что у тебя случилось?

– Господи, Ирочка, как мне тебя жалко, – Анна Сергеевна подняла голову.

– Со мной ничего не произошло. Вроде бы самое страшное уже позади. Сколько можно об этом вспоминать и плакать? Хватит себя травить, – Ирина подошла к матери, погладила ее по голове, села рядом с ней – Не плачь, мама. Перестань обо мне горевать. Я живая. У меня все нормально.