Рутен Колленс - Светорожденные. Полымя

Жутко захотелось пить. Горло пересохло. Ольна встала. Анчуты, кровь, искры пламени и крики – она вспомнила все в мельчайших подробностях.

«Арил! Мой род ждал вас тысячи лет» – промелькнули слова болотного в голове.

– Вот хитрый лис! – заворчала она, припоминая, как дух напустил на нее какое-то сонное заклятие. – Он усыпил меня! Что же он сказал?

«Колдовство. Наговор».

– « Мечты сбываются во снах »! Интересно…

Малютка задумалась и проводила печальным взглядом двух огромных бабочек, ускользнувших из ее рук и скрывшихся за листвой.

– Сколько дней прошло после той ночи? У меня вся спина болит, затекла. И кости ломит. Похоже, нас усыпило не меньше, чем на три дня! Эльна будет не в духе, когда придет в себя.

Она поглядела по сторонам, ища своих друзей. Элин дремала, облокотившись на белый камень, укрывшийся мхом. Да’ангель был у нее за спиной, Дэгриль – все еще на поясе. Рыжая сова восседала на плече и поглядывала сверху-вниз, высокомерная, заносчивая. Мира и Фелиус лежали неподалеку, укрывшись мантиями и хрустальными капельками росы. От укусов нечисти на них не осталось ни единого напоминания.

Прорицательница спала, ее дыхание было тихим, неслышным, как и его дыхание. На левую руку она облокотилась, а правой держала его черные волосы. Его пальцы замерли у ее губ. Их ноги переплелись вместе, как единое целое. Даже их ведогони – худой, бешеный, голодный волк и маленькая беззащитная лань – казалось бы, разные уровни пищевой цепочки, – хищник и жертва, прижимались к друг-другу, ласкали друг друга и, как бы невероятно не звучало сие, сливались единым биением сердца.

Девочка почувствовала на душе странное спокойствие. Завтра снова дорога, снова бой, снова боль, но лишь завтра. Сейчас, в этот самый миг, она здесь стоит – живая в беспечном спокойствии.

«Что может быть лучше этого?» – спросила она.

«Вкусная похлебка» – ответил голосок.

Река была слишком далеко, но Ольна слышала журчание воды где-то поблизости. Где-то рядом из-под земли бил источник, и, манимая его всплесками, она пошла на звук.

Илиус пробивался сквозь тучи и зеленые травянистые бугры с востока, рассеивался на отдельные пучки золотого света. С каждым ее шагом лес оживал. Малютка знала, что весь Эйлис – мир волшебства, и именно эта зеленая роща показалась ей сердцем его магии. Даже самое незначительное движение вызывало бурю голосов лесных птиц. Воздух с трудом вмещал в себя все эти звуки: громкие и тихие, радостные и тоскливые.

Впереди показалась маленькая ложбинка, усыпанная белыми цветами. Столько цветов Ольне не доводилось видеть в жизни! Она сделала один шаг в их пучину и утонула. Бутоны, почувствовав ее приближение, расступились в разные стороны и пропустили дальше. Дальше под корнями древнего дуба бил серебряный источник чистейшей воды.

По всему телу прошел приятный холодок. Капли соскальзывали с губ, скатывались вниз. Напившись вдоволь, Ольна попыталась разглядеть свое отражение в лужице. Болотный ил въелся глубоко в лицо, в волосы, в кожу.

Послышались шаги. Протяжные, древесные. Малютка обернулась. Позади нее стояла высокая (настолько высокая, что доставала кроны деревьев) статная девушка, сотканная из прутьев, хвои и цветов. У дриады не было ни глаз, ни рта, ни единых черт лица. Все ее тело состояло из дерева, руки и ноги были сотворены из тонких прутиков молодой вербы. Она, как и большинство духов, была нагая.

Рядом пробежала стайка лесных оленей. Ольна смогла различить каждую статную частичку их бурых голов и тоненьких ножек. Они ее не боялись, вовсе не обращали внимания. С ветвей спустились птицы с разноцветным опереньем, закружились вокруг духа, даруя песню. Позади нее ступали маленькие бельчата с рыжими пушистыми хвостиками и забавными мордашками. Малютка вдруг почувствовала себя совершенно пустой, ведь для сего мира она не значила ничего. Он жил до нее и будет жить, уйди она. Разве справедливо это? Но кто она, чтобы знать ответ!

Дунул легкий ветерок с запада, запах ландышей снова пришел в здешние края. «Любимые мамины цветы» – вдруг вспомнила малютка и закрыла глаза. Эти цветы клали на могилы умерших…

«2031, 10 марта

Кто я есть без воспоминаний? Как доказать себе, что раньше я существовала здесь, что моя жизнь из прошлого существовала? Где мой альбом?

Первая фотография на первой странице с подписью: «Январь 2029 год. Рождество».

Мы только заехали в наш новый дом, кое-где все еще стоят нераспакованные коробки. Я с Лукасом, мамой и Оленфиадой стоим в обнимку в не по размеру огромных свитерах и улыбаемся во весь рот, словно поехавшие. Бенди тогда крикнул: «Сделайте лица посчастливее! Что ж вы, как будто в мавзолее место купили! Улыбнитесь, черт подери!». Я цыкнула на него, нечего тут при ребенке ругаться! Ольна засмеялась. Потом Лукас. Потом и всех остальных захлестнуло этой волной.

Вот здесь, у маленького камина в углу, мы украшали рождественскую елку. Ольна носилась, как неугомонная. Лет до четырех она верила в доброго дедушку с сахарной бородкой, а потом… перестала. Я же верила в него до тринадцати лет. Жалко, моя звездочка не пошла в меня. Лукас! Она, как и он, не полагается на чудеса. Дух рождества в ней умер рано. Господи, мне иногда хочется, чтобы она была обычным ребенком, чтобы верила в кудесников, играла в детские игрушки часами напролет, а не пропадала за книгами с утра до ночи!

Вторая фотография. Подпись: «Февраль 2029 год. Поездка на море».

Ольна стоит, уткнувшись носом в огромную резиновую утку, где-то на заднем плане мелькаю я по пояс в соленой воде. Бенди Крокворд и Лукас выгружают из машины палатку и рыболовные снасти. Вальмарф… Валиар… Зараза!Сын Крокворда фотографирует нас на свой телефон.

На ту поездку у нас денег не было, но Бенди заверил, что оплатит все. Он убедил нас, что сейчас на Южном побережье жара и не следует бояться февральского холода. За час мы собрали свои вещи, оставили маму за главную, а бедняге Тавви (он, провожая нас, бежал за машиной немалых двадцать минут!) дали задание охранять дом.

Третья фотография сделана в апреле 2029. Ольна сфотографировала нас, пока мы не видели, маме фотография понравилась, и она решила ее оставить.

«Сладость за радость».

Я и мама сидим на кухне и заедаем горе корзиной сладкого мармелада. Мама корчит гримасу, отлепляя кусочек сладкого, прилипшего к ее щеке, я сижу хмурая – часом ранее узнала, что меня снова выгнали с работы.

До первого брака я подрабатывала детским писателем. Признаю, писать рассказы у меня получалось неплохо (критики так считали, я же воспринимала свои труды, как отвратное месиво сказок, переданных на новый лад). Потом я забросила это, стала домохозяйкой. Когда встретила Лукаса, решила вернуться к старому делу, да вот только к тому времени во мне никто не нуждался. Я сменила, кажется, тридцать с лишним профессий всего за один год, но ни в одной не добилась успеха. Сейчас стала медсестрой. Посмотрим, что из этого выйдет.