Аркадий Макаров - По деревне ходит тега… Повести и рассказы

Его друг, обыкновенный банковский меняла, человек хотя и осторожный, но тоже принявшей за воротник, потому и сидел за рулем, как матрос-балтиец на царском троне: одной рукой увлеченно шарит во рту зубочисткой, а другая рука вальяжно придерживает баранку, как даму в ленивом танце – ничего, едем как-нибудь!

Но в России, как известно, правительство и дороги одинаково убоги. Встречный грузовик полоснул белым полотнищем света по глазам – и вот уже иномарка в кювете.

Холеный «БМВ» только завизжал по-бабьи, наматывая на имперские колеса нашу русскую грязь. И – ни с места! Звук с визга стал переходить на безнадежное рыдание.

Иномарка все больше и больше оседала на грунт в :запоздалой истерике.

– Иди, посмотри, что там? – выключив разогретый двигатель, с детской непосредственностью сказал мой друг.

Автор понимал, конечно, – не царское это дело в трясине ковыряться, и безропотно оттолкнул дверцей прильнувшую к окну любопытную ночь.

Ночь была действительно мерзопакостной, но у меня другого выхода не было, как с ночью этой поладить.

Обойдя слоновий зад заграничной штучки со всех сторон, я еще раз убедился, что наши дороги и коня на скаку остановят, а не только железного иноходца и двух дураков на четырех колесах.

Вернувшись на угретое сидение, автор бросил короткое нецензурное слово, и его друг, банковский меняла, маклер, сразу затужил и обречённо лег грудью на обшитую скрипучей кожей баранку.

Но, что-то надо было делать.

– Пойду до поселка! – обрушил я гнетущую тишину, – может, какой трактор подгоню…

Вдалеке светились редкие огоньки.

Надеяться на то, что в такое время кто-нибудь подберет их на дороге, по меньшей мере, наивно. Ночью на дорогах, при нашей правоохранительной системе, разбой – не новость. Какой водитель станет рисковать своей головой? И мой товарищ не стал бы.

И, даже, я сам не стал бы, если бы у меня был автомобиль, пусть похуже иномарки, но машина. Поэтому я, поголосовав минут десять на сквозном ветру, не обиделся на мчащихся мимо ночных перевозчиков, хотя и делал отчаянью знаки понятные каждому водителю. Руку помощи никто не протянул. Что поделаешь? Бытие определяет сознание. Сами выбирали для себя «Пепси» вместо порядка и безопасности.

Не приведи, Господь, в зимнюю пору, в морозную и глухую ночь случиться аварии на дороге. Заколенеешь. Жги сначала запаску, а потом и колеса разбортировывай для костра. Жизнь, все-таки, дороже стоит, если она твоя.

Вдалеке светились редкие огоньки. И – ветер навстречу. И чертова сечка костяными иглами в лицо бросается. А идти надо.

Я прозяб уже основательно, а огоньки, все так же далеко, как надежда разбогатеть. Мигают – заманчивые, зовущие…

Я, не старый еще мужик, бегу трусцой, греюсь, а огоньки тоже убегают.

Там, за этими огоньками, за той деревней, километров в пятнадцати всего, малая родина банковского менялы, ну, и моя, конечно.

…Утром встретились, похлопали друг друга по плечам. Поплевали в сторону:

– Хорошо выглядишь!

– Да и ты неплохо!

Собрались.

Банковский меняла при деньгах. Погода плохая. Долго на ветру не простоишь, а рядом кабак. Провинциальный, правда, но с претензией на западный образ жизни. По ценам в меню, конечно. Но мой друг, вечный двоечник Алеха Батон, по гроб жизни был мне обязан. Я бескорыстно вытягивал его все десять школьных зубрёжных лет на аттестат зрелости. Но не это главное.

Одноклассница с первоягодками под кофточкой, по слезной просьбе Алёхи, была уступлена этому двоечнику и шалопаю Батону, с высокими надбровными дугами, говорящими о сильных инстинктах в натуралистических наклонностях.

Времена тогда были построже теперешних, и Алёхе, в конце концов, пришлось жениться на первоцвете сразу же после школы.

С этим цветущим букетом он и живет до сих пор в попеременном согласии. Даже надбровные дуги теперь, выпрямились да налились жирком, и в глазах мысль появилась.

Хорошая жена и деньги – из козла сделают человека, а не наоборот.

Хотя встречается разное…

Всё было хорошо. Посидели. Выпили по маленькой. Закусили, ничего себе, балычком. Икорку лизнули. Вроде, надо и расходиться. Но, мне вдруг, так захотелось на историческую родину, в деревню свою, что слеза в глазах появилась.

– Алёха, Батон, махнём?!

– Махнем! – согласился Алёха.

– Туда и езды-то час! – обрадовался я. – Алеха, друг, постоим на площади, где топтались, у памятника Ильичу. Покурим по сигарете. Покрутимся… Алеха, там ведь детство наше осталось! Алёха… Батон… Друг… И-эх!

Автор тогда оказался многословнее своего товарища, может интеллектом повыше, а, может, выпил поболее, когда Алеха ладонью свою рюмку прикрывал. Второе – вероятнее.

Хорошо вначале было! Теплый воздух в машине волной накатывает, а за стеклом – «Шу-шу-шу!» Там ветер. Щуга небесная. Бр-р! Зябко!

Холодрыгу на улице я по-настоящему почувствовал только сейчас, когда под моей курточкой на рыбьем меху, непогодь эта, как у себя расположилась. Шарит везде. Буравчики ввинчивать под ребра стала. Тепло изживает.

А огоньки все так же далеко.

Теперь вместо картофельной сухой ботвы, манка сверху посыпалась,

Сквозь льдистость ночи, месяц просвечиваться стал. Полный такой месяц, словно только из гостей вышел. Набок заваливается, не держится на ногах. От стола отвалился, а куда идти дальше – не знает. Раньше старики говорили: «К вёдру!». Ну, раз старики говорили, значит, завтра быть ясной погоде.

«И какого дьявола потянуло ехать по этой дороге? Вот русский характер! Все напрямик, все напрямик норовят!» – словно о ком-то постороннем размышлял и возмущался я.

Но в своем возмущении я был, конечно, прав. По окружной, ровной как стол, бетонке, от областного центра до нашей «исторической родины» – целая сотня километров, а спрямленный путь покороче будет. Какой же русский выберет окружной путь?! Ветер в паруса – и погнали!

Конечно прямиком! Вот и сидит забугорная шаланда на колесах по самую ватерлинию в расквашенном черноземе, как в киселе каком.

Взаправду говорят – что русскому хорошо, то немцу – швах! Лучше не скажешь. На машине-то тавро германское…

Ропщу я на свой характер национальный. А куда денешься? Характер – не талант, в землю не зароешь.

От намека на зарытый в землю талант, мне стало плохо. Я даже и не заметил, как поравнялся с тем самым Семеном, предпринимателем рыбным, хотя тому больше подходило бы стать гидрологом-мелиоратором, о чем не раз говорил я ему, когда потом мы ближе сошлись на почве рыбалки и Катерины. Ведь сейчас как? Все разрешено, что не запрещено.

А кто запретит ловить рыбу в арендованном Семеном пруду и тайно любить Катерину?

Захламлённые глинистые оврага и лощины Семен превратил в нагульное рыбное царство. И в Катерину Семен самолично втирал клубничку, свежую, только сорванную с грядки на июньской зорьке. У меня ноги подкосились, когда я нечаянно увидел обнаженную Катьку в руках у этого гидролога. Умопомрачительное зрелище! Почище всяческих эротических шоу, которыми потчуют наших детей телевизионные каналы, подделываясь под западную мораль. Смотри! Пользуйся! Частная инициатива не наказуема!