Аркадий Макаров - По деревне ходит тега… Повести и рассказы

Вот и автор смотрел, вытирая пот с лица, усмиряя дрожь в коленках…

Но это тоже было потом, когда мы братались с Семеном, когда я был своим человеком в доме Катерины…

Осенью дел по обустройству прудов – по самое некуда, вот и наезжает Семен, квартируя у Катерины половину спального места на просторной кровати. Кровать крепкая. Деревянная. Ночевать где-то надо! Спешит Семен к Катерине. Сошел с междугороднего автобуса и топает пешкодралом до заветного места, где тепло, сухо и под рукой женская податливость.

Пешком Семен шел не потому, что у него не было машины. Автомобиль у него, конечно, был. Невесть, какой, но свой, отечественный внедорожник с колхозным именем «Нива».

Этой самой «Ниве» сегодняшняя погода под колесами, как детский насморк. Ходила и не по таким дорогам.

Но Семен сегодня автомобилем не воспользовался. Сказал жене: «Крестовина полетела!» А то, как бы оправдал свой вынужденный ночлег у Катерины. Век бы не оправдался!

Жена знает – пруды к весеннему паводку теперь готовить надо: водоспуски делать, ловчие ямы, плотину трамбовать с Петькой Плужком, местным владельцем универсального трактора «Беларусь» – спереди лопата бульдозера, а сзади – ковш экскаваторный. Только поворачивайся. Техника – что надо! Зверь. Поелозит день-другой Плужок на своем универсале по земляной насыпи: вот плотина и готова.

Водостоки к овражкам подвести для слива воды, тоже пара пустяков.

Овражки как раз к реке тянутся.

И – все! Пруд к полой воде готов будет. Зарыбливай и греби по осени деньги лопатой. И с Петей-Плужком рассчитаешься, и Катьке на обновы дашь, и жене останется.

Без «Нивы» Семену одно облегчение: то каждую ночь к жене возвращайся, а теперь, вот, он на всю неделю от семейной опеки свободен на полном основании. Крестовина полетела! Бабы, что понимают в технике? Скажи: – «Поршня из дуба, вот и рассохлись» – тоже поверят. Одним словом, расхомутался!

Мне по колдобинам трусить надоело, и я притомил шаг, поравнявшись с ночным путником Семеном.

Поле. Никого рядом нет. Поговорить охота.

– Во, погодка, блин! – выругался я в просторечии, чтобы быть понятливее

– Ничего, к утру подкует! – обрадовал Семен, гидролог-землеустроитель.

Плотины у него все на месте, утрамбованы, глина – цемент. Голова не болит. Какие теперь работы земляные в мороз. Это он сегодня жене лапшу на уши вешал. Семену морозец в самый раз. С утра выпил – и весь день свободен! Катька под боком кошкой ластится. Тоже довольна. Постоялец. Хоть так себе мужик, а предпринимателем называется. Соседям на зависть.

Вот и радуется Семён предстоящим заботам,

– Слушай, друг, – набиваюсь я к Семену в приятели, – тракторок бы мне? Засели на повороте капитально. Шаланда по бортам в кювете сидит. Сдернуть надо!

– Это мы в два счета устроим! – учтиво протянул руку землеустроитель-рыбозаводчик. – Семен я!

Я, поймав сухую, как лещ, холодную ладонь нового знакомого, назвался своим настоящим именем, которым я, просто так, с первым встречным обычно не швырялся.

– У тебя водяра с собой? – простодушно поинтересовался Семен.

– Там, у друга, может и есть в бардачке… – растерялся я крутым оборотом, уъязвленый больше не тем, что в подходящем месте и в подходящее время спросили о выпивке, а тем, что у него на самом деле ничего такого с собой нет. Я и сам был не прочь накинуть в такую погоду, остограммиться. Да – где возьмешь?

– Тогда с Плужком проблема будет – отвернув лицо по ветру, сплюнул попутчик, – не подмажешь – не поедешь!

– Какой плужок? Мне трактор нужен! Плуг-то зачем? – не понял я.?

– А, давай закурим! – остановился Семён, протягивая мне сигарету. – Плужок, – хохотнул разговорчивый попутчик, – это Петька, один тракторист на весь район. Заводной, – правда, как пускач на дизеле. Ему горючее всегда надо.

– Может, деньгами?

– Не! Деньги он принципиально не берет. Говорит: «Зло от них!» Водки нет – лучше к нему не ходи. Не поднимется.

– Что ж, и другого тракториста нет?

– Я же тебе сказал. Плужок один. Второго нет.

На ветру сигарету не запалишь. Отвернулись. Постояли. Покурили.

– Что ж теперь делать? Машину вытаскивать надо. До утра в землю вмёрзнет. Видишь, как прижимает? А там – иномарка всё-таки. Её по болтам не разберёшь и не перетащишь.

– Ну, по болтам-то ее да по частям, как раз, к утру и разберут, коль на глаза кому попадет. Это здесь могут. Народ не прикормленный, вольный. Ладно. Пойдем к моей Катьке. У нее всегда запасец есть – успокоил меня попутчик. – Пойдем! Вон и ее дом в четыре окна, видишь там, за стогом, светится?

Действительно, в глубине этих немигающих окон, мне примнилось что-то такое, отчего мягко торкнулось сердце, как котенок теплый за пазухой. Может там, в залитом светом доме, стоит жарко натопленная печь с красными петухами по челу, у стенки кровать с крутыми подушками под лебединым озером, разлитым на простеньком гобелене. Уголок лоскутного одеяла откинут, обнажая потаенное, мягкое, желанное…

– Слава Богу! – непроизвольно вырвалось у меня из груди. – Добрались почти – хотя выдох этот относился больше всего к Семену-землеустроителю, а не ко мне самому.

Рыбозаводчик сразу как-то подобрался, распрямил плечи и довольный посмотрел на меня, мол, ничего, мужик, перезимуем!

А радость, как гонконгский грипп, заразительна. Вот и я уже завертел головой, поправляя на шее галстук. Неприлично заходить в гости неприбранным. К этому с детства приучен.

На короткий стук Семена, по занавеске запорхала большая черная птица. И вот уже в дверном проеме мягкое, женское и томительное – «При-шё-ёл!»

То ли глаза у хозяйки со свету тьмой зазастило, то ли она, просто, не хотела замечать никого, кроме своего желанного, она повисла на шее у Семена, покрывая его смачными поцелуями, сквозь которые слышались только мужское мычание.

– Катька, подожди! Друг со мной здесь… – и, чтобы убедить подругу от нежелательного оборота, успокоил. – Он ненадолго. Машина застряла. Ему трактор нужен, а не ты.

Женщина, оторвавшись от своего «залётки», внимательно посмотрела на топчущегося вокруг крыльца нежданного гостя:

– Ну, пусть заходит, коль ненадолго. От меня не убудет! – и тихонько хихикнула.

В комнате, куда вошел автор, конечно, никакой печи с красными петухами, и кровати с кружевными подзорами не было. Вместо печи стояла газовая колонка автоматического отопления, а дверь в спальню была закрыта. Что за кровать там стояла, и какой ширины – не ведомо. Но в домыслах автора кровать была не уже хлебного поля. В телевизоре из переднего угла скалилась зубастая морда известного шута горохового из надоевшей передачи «Аншлаг». Но более всего привлекло автора матовое свечение графина на столе и – закуски, закуски, закуски»