Макс Муди - История одного ублюдка. Все случится однажды

А потом она легла спать, раздевшись под одеялом. Джинсы и свитер висели на левой половине спинки кровати, лифчик и колготки на другой. Я спросил ее, почему именно так. Она, не ответив, рассмеялась. Через несколько минут она уже спала девственным сном.

Вспоминая все это, я уснул. Проснулся, когда на часах было 5.30 от холода. «Вот и новый день», – с грустью подумал я, осознавая, что совсем скоро возвращаться в город.

Я медленно, пытаясь не разбудить Вику, вышел на крыльцо дома. Легкие наполнялись воздухом, который оставлял на кончике языка последний привкус осени. С соседнего давным-давно заброшенного участка ко мне прибежал лохматый пес. Я его кормил каждое утро. Вот и сегодня, услышав скрип досок в стороне моего дома, дворняга прибежала, радостно виляя хвостом. Я присел на корточки, посмотрел в глаза этому бродяге: левое ухо уцелело только наполовину, на пол морды растянулся старый шрам, в улыбке недоставало пары зубов. «Наверное, ночью выл он».

Она ловко слезла с некогда дорогого кожаного дивана, поправив вылезшую из черных джинсов красную футболку. В ее фигуре, в этих черных, точно нефть волосах, в карих глазах и в манере говорить чувствовалась какая-то обреченность. Я знал ее больше трех лет, и она совсем не изменилась за эти годы – разве что повзрослела как-то, стала более женственной и аристократичной, причем настолько, что совсем не вписывалась в ту разношерстную компанию, которая собралась этой ночью в этом доме. Тут были и мажорики на тачках, и нищеброды, и шлюхи. И всех сближало одно – водка.

Пожалуй, я начну это повествование с небольшой предыстории. А для этого придется вернуться на три года назад. В прошлое. Вообще, как говорил один мой знакомый, прошлое, оно ведь, только для жалких поэтов и гребаных писак. Наверное, так-то и есть. Но мне без воспоминаний было бы хреново. Да, порой они прям жрут изнутри, откуда-то из глубины моего существа, но без них пиши пропало.

Мы познакомились просто. Я был зелен, как хрен на соседской даче. Еще ни черта не понимал о жизни, о том, какие механизмы ею движут. Все, что у меня было, лучезарные грезы о будущем. Я написал ей «ВКонтакте», и этот диалог было бы сложно назвать образцом ведения переписки с девушкой. Помню, с каким трепетом я ждал заветной вибрации от телефона. Как дрожали руки от того, что она (она, черт побери) пишет мне. Во время диалога обнаружилось, что мы учились в одной музыкалке, что у нас у обоих есть питомцы – у нее кошка по имени Черная Аннис в честь какой-то английской ведьмы, а у меня кот Антон. Она слушала западную альтернативу, а я тащился по старому японскому глэму. Потом оказалось, что у нее есть подруга, с которой они, как и мы с Ником, дружили с первого класса. Мы создали беседу, в которой вчетвером болтали о всякой ерунде.

Девчонки были уточками, а мы летали в их море на коврах самолетах. Вообще, в то время я завидовал Нику. Он уже целовался с одной девушкой, а с другой у них почти все дошло до интимной близости. А я был толстым мальчишкой, мечтавшим о стадионах. Я не умел петь, но горланил Цоя под нестройный звук аккустики. Мы с Ником сочиняли про них свои первые стихи и подставляли их под угловатые мелодии.

Ее звали Анжелика. Честно говоря, мне трудно ее описывать. Описывать ту Анжелику. Когда мы познакомились, нам всем было лет по пятнадцать. Но и она, и ее подруга, назовем ее Джейн, были не по годам красивы. Анжелика была жгучей брюнеткой с глазами цвета древесной коры. Она была грациозна, точно дикая пантера. Я бы ее сравнил с островитянкой впервые попавшую в каменные джунгли. Так мне хотелось думать во всяком случае. Такой я и представлял ее в своих мечтах – ранимой, немного странноватой и сумасшедшей на всю голову.

С Джейн все было проще. Тут наверное все дело в цвете волос. С блондинками всегда проще. Она занималась танцами и рисовала хной. Описывать ее внешность не стану, потому что не вижу в этом особого смысла. Во всяком случае не сейчас, может чуть позже.

Все то лето я провел в нашей беседе, спокойствие в которой охранял некий Ошмаказьян. Странный был тип. А самая его фишка была в том, что его не существовало в природе. Его придумала Анжи. Каждый раз, когда вспоминаю о тех временах, руки сами собой начинают подрагивать, а сердцебиение учащается. И вот лето кончилось, наступил учебный год. Школа, первое сентября, одноклассники, учителя. Да все знают, о чем именно я. Этот привкус на губах сам собой появляется при воспоминании о школе.

Где-то спустя месяц, то есть в октябре, я ночевал у Ника и мы разыграли наших девчонок в настольном теннисе – кто, с кем будет встречаться. Правда, мы одну деталь упустили. А именно, забыли у них спросить хотя они того или нет. Тем или иным способом, но мне досталась Джейн. Как я уже говорил, она была блондинкой с красивой задницей и смешным смехом. Когда она начинала смеяться, смеялись все вокруг – над ее смехом. Я стал подкатывать – крайне неумело, да к тому же и безуспешно. Тогда я был не Наполеоном, а фиг пойми чем. Я постоянно пялился на нее, часто молчал, не знаю, о чем говорить. И вот ближе к новому году я признался ей, что без ума от нее. На тот момент так оно и было. И… Нет, не было никакого счастливого финала. Она меня послал ко всем чертям, а я упал в бездну меланхолии. Так перед новым годом и уточки перестали существовать, а старина Никки по уши втрескался в Анжи. И втрескался аж на три года.

Сейчас хочу сказать несколько слов о себе. С той поры немало воды утекло. Я занялся спортом. Успел достичь кое-каких высот во владении гитарой, голосом. Научился флиртовать с девушками. Под моим напором пало не мало крепостей, никогда еще не поднимавших белый флаг. И, если совсем коротко, то я из простодушного толстяка превратился в очаровательного мудака. Отрастил волосы, накачал заветные шесть кубиков и стал крутым баристой. Боюсь показаться не скромным, но еще я научился пить. И к своим 18 мог выпить бутылку водки почти залпом, оставаясь в адеквате.

Впервые, после нашего расставания, мы встретились на третий день после Нового года. Это был коттедж в пригородном поселке. Мы с Ником забаррикадировали комнату на третьем этаже и кайфовали в клубах кальянного дыма. Ровно в полночь к нам в комнату вошел дородный бородатый детина. В руке у него была бутылка водки, а лице располагающая к себе улыбка. Мы его назвали Большой Джо. У него был раскатистый баритон и медлительная манера говорить. Мы пригласили его за наш стол, угостив яблоком, так как никакой другой закуски мы не имели. В нашей комнате царил покой и уют. Все было в дыму. И только три голоса неспешно вели беседу о бытие и всем насущем. В остальном доме все было не так покойно. Палили из травмата, дрались и кричали. Ближе к утру к нам ввалилась компания из пяти бухих пацанов, с которыми пришлось говорить на варварском языке – матом и кулаками. Но они оказались вполне смышлеными и быстро смекнули, что в этой комнатке можно себя вести только размеренно и умиротворенно, а иначе придется получать по башке.