Владислав Афонин - Последний ветеран. Роман в одиннадцати главах

Час назад пилоты самолётов-разведчиков У-2, пролетевших на предельно опасном расстоянии от земли среди уснувших елей, насчитали в четырёх километрах от Ильинки значительные скопления немецких войск, включая большое количество людей, автомобилей, танков, САУ и артиллерии. Вся эта масса целилась в линию, где оборона была менее всего прочна. В случае порыва русских позиций вблизи Ильинки германцем открылся бы свободный доступном на шоссе, ведущего непосредственно к порогу Первопрестольной.

После короткого инструктажа воители собирались в путь. Майор Гагин, с повязкой на несуществующем глазе, как пират с Карибского моря, оказался скуп на слова, стоя в кузове внедорожника ГАЗ-64. Он и по жизни являлся человеком немногословным, скромным, сдержанным. Именно такой командир нужен был защитникам России в те тревожные минуты, а не истеричный, импульсивный популист, рассказывающий об идеологическо-политическом противостоянии Советского Союза и Нацистской Германии. Жаль, что многие такие, как Гагин, оказались беспричинно убиты в ходе «Большого террора».

Присутствующие понимали всю опасность, всю важность предстоящего сражения. Слушали молча и внимательно, внимая каждому слову. Внутри осознавали, что скоро произойдёт поворотный миг, который полностью решит судьбу войны. Мысли о проигрыше были страшны: никто не хотел отдавать отчизну на растерзание бессердечного коварного супостата, все думали об участи родных и близких. Мутны приходились и мысли о победе: куда бить, когда одолеем немцев под Москвой, если со всей Европы лезут захватчики, как саранча, да ещё сзади, около Тихого океана, метит агрессивная, милитаристская Япония?

Убогая старуха с опухшим левым глазом в подавленном раздумье перекрестила уходивших бойцов, как собственных сыновей. Одной рукой пожилая женщина удерживала мальчика лет восьми, в глубоких глазах которого не осталось ни капли детства. Скорее всего, паренёк для неё оказался последним родным человеком, кто остался в живых в этой мясорубке. Внук был морально потерян, но всё-таки уже горел желанием возмездия. Настоящий ребёнок войны.

Бойцы, ловко лавируя на лыжах, стали взбираться на склон среднего размера, подгоняемые ветром. Слева высился чёрный лес, будто тоже обеспокоенный человеческой войной. Справа и спереди раскинулась бесконечная русская равнина, так много раз описанная нашими классиками в многочисленных произведениях. Вдалеке затаился вероломный враг, пока ещё невидимый, замышляющий свои мерзкие планы. Брошенное оружие, гильзы, куски техники, воронки от взрывов и окоченевшие трупы вокруг давно никого не удивляли. Главным условием выживания сейчас было не наткнуться на неразорвавшуюся бомбу. Снег темнел, словно зола.

Перед Ильинкой расположилась ещё одна разрушенная деревня – Коловка. Данный пункт уже считался вражеским, и вылазки туда попали под запрет. Коловка находилась в двух километрах от Ильинки и отделялась от неё полями и небольшой речушкой, протекавшей наперерез вторгающимся войскам перед неплотным перелеском. Через реку был выстроен надёжный мост-дорога, по которому свободно могли ездить машины. Взорвать или повредить его не успели. Кроме того, на тот момент водоём упирался через двести метров в небольшую бетонную плотину, по которой также имелась возможность перебраться на другую сторону и ударить по оборонявшимся.

Западнее и восточнее безымянной речушки советская защита оказалась настолько плотной, что ни один талантливый генерал Третьего рейха не отважился бы её прорвать. Именно поэтому наше командование сделало упор на то, что Вермахт будет пробиваться от Коловки в Ильинку через эту зону. Иного варианта у Германии попросту не существовало. Беда заключалась в том, что все ресурсы отводились на укрепление указанных выше направлений, и майор Гагин со своими заместителями и прочими подчинёнными оставался тут сам по себе, даже без намёка на подмогу.

Ситуация с вооружением оказалась плачевной, техника же почти отсутствовала. Большим талантом было бы распределить скромные силы против превосходящего во всех отношениях неприятеля. Слава богу, Михаил Вячеславович не оказался обделён даром. Спрятав плечи под белым плащом и укрывшись рядом с уцелевшим зданием, Гагин встал на верх потрёпанной танкетки и уставился в бинокль на позиции. Он происходил из той породы военачальников, кто предпочитал видеть поле боя лично и отдавать приказы непосредственно, нежели ковыряться обгрызенным карандашом на карте в утеплённой землянке.

Тем временем младший сержант Акинфеев вместе с товарищами незамедлительно приближался к точке назначения. Его взвод обогнул заледеневший водоём с перелеском слева, и стало плохо видно, что происходило рядом с мостом. Определённо можно было сказать, что там шли подготовления к бою. Но какой являлась степень готовности своих?

Лыжники достигли двух окопных линий, разделённых просёлочной дорогой, что вела к основной трассе через описанный раннее участок. К счастью, траншеи вырыли ещё в начале сентября, до заморозков: не пришлось копать окаменевшую землю. Однако укрепить их не смогли: ни дзотов, ни тем более дотов здесь не находилось. Они представляли собой простые углубления в человеческий рост, укреплённые изнутри деревом, в которых можно было неплохо держаться против пехотных атак.

Каждая сторона также получила по «сорокапятке» с прислугой. Наличие артиллерии вселяло хоть какую-ту надежду. Лейтенант Сельницын начал рассаживать воителей по окопам, каждого на своё место. Равномерно распределил автоматчиков и бронебойщиков, беспокойно поглядывая вдаль. Андрей оказался вместе с командиром, в правой части западной линии. Приказ этой группе бойцов пришёл следующий: задержать немцев на максимально возможное время, чтобы старший лейтенант Варфоломеев за перелеском успел должным образом закрепиться. Некоторые осознавали, что оказались пущены на самоубийственное задание: раз строилась вторая линия обороны, значит, первая должна была пойти в расход, чтобы дать шанс второй. Вновь требовалось стянуть захватчиков на себя ценой собственной жизни.

– Некуда нам уходить, некуда, – руководствуя, рассуждал Сельницын. – Сзади нас никого нету. Открытый пустой тыл. Гуляй – не хочу. Выберутся фашисты на шоссе, и всё, пиши пропало. Упрусь своими костями здесь, но немцам на большую дорогу выехать не дам, не дождутся они тут, в Подмосковье, европейского комфорта. Будем отвлекать их на себя и отвлекать до последнего солдата и командира, пока Варфоломеев там свои гостинцы готовит. С первого раза никто у меня не пробьётся, и со второго, кстати, тоже. Видите те булыжники, товарищ младший сержант? За ними было бы хорошо поставить противотанковые мины, однако мин сегодня нашему взводу не положено. У меня нет никакого желания подпускать «четвёрки» к сорокапятимиллиметровым, вот только выбора нам никто не оставляет. Чувствую, артиллеристам очень придётся сегодня постараться, чтобы сберечь себя.