Александр Кованов - Юшка. Повесть о Человеке

Перебирая Юшкин «сидор» – «что в печь, что – в остаток», обнаружили мужики старый Псалтирь и френч офицерский, с полковничьими погонами… Да ещё тройку дюжин «золотых»погон армии царской, коей, вроде, не было уже…

– Юш! А чё? Ты и читать умеешь?

– Не-а… Пса-а-лтирь у меня… Из Пу-у-стыни… О-о-пти-ной… Пока я там жил – наи-изусть вы-ы-у-учил…

– О, как! А, ну-ка… Псалом девяностый… Выдай…

– «Жи-и-вый в по-мощи Вы-ыш-няго, в крове Бо-о-га не-е-е-бес-на-го во-о-о-дворится; ре-е-чет Го-о-о-спо-деви: «За-а-ступник мой еси, и при-и-и-и-бежище мо-о-о-е…»

– Эх, Юшка! Кабы не заикался, да рот был бы в порядке – быть тебе певчим при храме!!! А так…

– А чё? Я и певчим смог бы… Хоть подскуливать в общий хор, а… смог бы…

Тут встрял Кирилл со своими «заковырками»:

– А откель у тебя столько погоньев охвицерских, да френч полковничий?

– Ме-е-сяц, али бо-о-лее назад… Был я в Тю-ю-ю-рино… Та-а-мось «красные», энтих «охвицеров» мно-о-о-го в полон взяли…

Су-у-дили-рядили… Да, всех во смертушку о-о-брядили…

Р-а-а-аздели до-о-о-нага… И у о-о-брыва… По-о-о-д-чи-и-истую… Из ружьёв… И пу-у-ле-мё-тов… И… В Волгу… А «мундёр» и «погонья» – мне… На… Ра-а-а-зживу… Зо-о-о-лото, гу-утарили…

– Ай, да, Юшка! Ай, да, «конь-голова», – усмехался Кирилл, не прекращая подзуживать юродивого. И не унималась его грешная душа:

– Юшка! А ты за царя или за Ленина?

– Не-е зна-аю… Ца-арь Ни-и-колай отрё-ёкся… Бо-о-ольшая бе-да ему бу-у-дет… А Ленин? Не-е зна-а-ю… Не ве-е-даю…

– Как же так?! Ленин в своих «манихвестах» обещувал «землю – крестьянам, заводы – рабочим, всю власть – Советам… То есть нам… Бедноте… И будем мы миром править… И революцию, и обчее счастье во всех странах размещать… Как тебе?

– Здо-о-рово… Землицы бы… Не-е ме-е-шало… Впро-о-о-голодь жить – все у-у-стали… А царь, чего? Со-о-о-всем ушёл? Как же без не-е-его?

– Совсем ушёл! Сгинул! Бросил нас, помазанник, на судьбы произволение… Вместо него теперь – Ленин… Он – и царь, и бог…!!!

– Ленин – Бог? Э-э-это… К-а-ак по-о-о-нимать?

– Вот, тёмная ты сила, Юшка!!! Дурень из дурней!!! Вроде,

в Святом Писании разумеешь… Что там сказано? …Дам вам землю обетованную, свободу и волю… Только поклоняйтесь мне…

Вот, Ленин, как Бог, и даёт нам землю, свободу и волю…

Задумался Юшка… А Тихон отозвал богохульника Кирьку в сторонку, и насовал ему таких матерных «кренделёв», от которых и ослиные уши опали бы в полном бессилии…

Вернувшись после словесной перепалки, едва не переросшей в мордобитие, мужики услышали от Юшки вывод из всех его размышлений:

– Если Ле-е-нин даёт зе-е-млю и во-о-о-лю, значит… Он…

Как Бог… По-о-спро-ша-а-ю-ка, я у-у ба-а-тюшки Фи-и-ларе-ета… Что-по-о-чём…?

Рукастым да сноровистым мужиком оказался Юшка. Не то, что местная пьянь да бездари, попусту кивающие на «революцьённую ситуацию», бросившие землю и всякое желание трудиться.

Определённый «на житие» в церковную сторожку, Юшка, первым делом, привёл в порядок сельский погост.

Выдрал-выполол из проходов и брошенных могил полынь да крапиву, кипрей да лопухи. Поправил все холмики да оградки, переписал, как мог, поимённые таблички с датами рождения и упокоения.

Обновилась и окружность храма, чему батюшка Филарет нарадоваться не мог. Юшка, что где надо, «подщекатурил» и выбелил, дорожки подправил, сорняки выполол, цветники в должный вид привёл. Попадью-то, филаретову, к тому времени чахотка замучала так, что она и с постелей подняться не могла, немощная.

Всё – во славу Господа и на радость прихожанам…

Не сидел Юшка без дела ни минуты. От ранней зари до полуночи спешил он делать добро односельчанам, тепло и безбоязненно принявшим его в свой стан.

Имея, от природы своей, силу недюжинную, Юшка помогал местным мужикам на сенокосье и уборке урожая, копал огороды поперёд лошадей, запряжённых в плуг. Подымал покосившиеся венцы домов и крыл крыши соломой и дранкой. Умудрился даже купцу местному – Ивану Ильичу – железом крышу покрыть.

Да так, что и мошка мелкая не пролезет, не то, что капли дождёвые…

Шугались Юшки только детки, да девки-молодки.

Страшились они его рта корявого, речи невнятной да, суды-пересуды деревенские не изжили из Юшки образа оборотня…

Как идёт он по улице, так и прыскают в разные стороны ребятня да девки. Как воробышки от ястреба, камнем наземь падающего…

Дабы снискать их расположение и доверие, Юшка вырезал всем «коников липовых» да творил кленовые свистульки, разноголосые. Тянулись к нему люди, да побаивались…

Длинной вереницей тянулись за убогим сплетни-присказки…

Особливо гутарили о том, что, дескать, убогий глаз положил на Глафиру-солдатку. Что люба она ему со всем её придатком, и охаживает её Юшка по «мужеской части» как жеребец-первогодок. Глядишь, и седьмого понесёт, не тришкиного…

* * *

Опосля Успения Юшка зашёл в дом вдовицы… Перемявшись с ноги на ногу у крыльца, прошептал он сипло:

– Глаш! Ты… Пу-у-стила бы… Ма-а-льцов… Со-о мной… По-о-о грибы… Кака зи-и-ма бу-у-дет, о-одному Бо-о-гу и-и-звестно… Г-г-ру-узди в ле-е-сах пру-уть, да ма-а-слята…

Глафира, накинув на плечи, дарёный Трифоном, цветастый плат, трёхрублёвый, поглядывала на убогого, да думала: «Пущать? Али нет?»

Поглядывала, помалкивала, глядючи на, рдеющего алыми пятнами, Юшку… А он, как телок бессловесный в стайке, стоял да помалкивал, потупив взор…

– Ванька! Сенька! Фроська! Нинка! Санька! Ходите досюдова! Гля-кось, дядька-Юшка за вами притащился… Берите корзины и короба, и ступайте с ним… Грибы собирать…

Детишки собрались мигом. Юшка раздал им по куску колотого сахара, дабы боязни к его обличью у них не было. И отправились они в лес… По тропочке-хоженке, с материнским благословением…

* * *

Ох, и удалась осень восемнадцатого года грибами!!! Грузди – размером в две мужские ладони, да не червивые. Опята – шапками на трухлявых пнях. Маслята – россыпью. А белые, подберёзовики и подосиновики такие, что пяток десятков и – полный кроб…

Три дня чистили да мыли собранные грибочки Юшка с детишками, да Глашка в помощь… Насолили восемь кадушек а шесть колодок…

Забалакали старики на селе: «Грибов урожай – быть беде большой. Война кровавая нагрянет или мор великий…»

…Если бы знали жители Крестовоздвиженского, что «пойдёт отец на сына и брат на брата»… Если бы ведомо было им, что «грибная примета» окажется настолько верной, и в ближайшее время, сполохами кровавыми, заглянет в село уединённое грозная Гражданская война…

Первое дыхание вселенской катастрофы, имя которой – Гражданская война, достигли Крестовоздвиженского в погожий сентябрьский денёк, когда село праздновало своё «тезоименство» – в день Воздвиженья Животворящего Креста Господня.