Софья Мироедова - Сегодня я рисую треугольник

Скрутив журнал подмышку, заложив руки поглубже в карманы, я заскользила по проспекту в сторону своей студии.

Был уже восьмой час вечера, когда я открыла дверь нашего офиса. Весь день прошел во встречах и переговорах с партнерами – это успело меня бесконечно утомить. Меня встретила Ж., скрестив руки на груди и заговорщически улыбаясь. У нее это отменно получалось: её от природы хитрые глаза и улыбка на бок делали всю нашу работу одним сплошным заговором.

– Что-то не так? – спросила я, даже не поприветствовав боевую подругу.

– Всё как раз более, чем «так»! Ты уже открывала почту?

– Не успела еще – на улице такой мороз, что лишний раз телефон доставать не будешь. Вижу, новости хорошие? – спросила я, потирая руки, чтобы согреть замерзшие ладони.

– Для тебя – да!

– Любопытно, – прищурилась я, наливая себе крепкого чая. – Почта, говоришь?

– Да, отчего-то пиарщика нашей студии считают твоим личным агентом, – с ноткой обиды заявила она и, подняв руки в останавливающем жесте, добавила: – и не нужно говорить, что студия носит твое имя. Отправила копию письма тебе, читай.

Заинтригованная, я поспешила достать планшет. Сев поудобней в кресло, я открыла почту и нашла там переадресованное Ж. письмо. Письмо из Академии Искусств. К слову, даже, учась в Университете Дизайна я ни разу не получала писем из деканата. Адресатом был художественный директор отделения искусствоведения. Некая А. Ю. лестно отзывалась о моих колонках в журнале и выступлениях на премиях и открытиях галерей. Среди прочего она упомянула, что была на одном из оформленных нашей студией мероприятий и была приятно удивлена стилем и организацией. После внушительного предисловия А.Ю. перешла в наступление и задала, наконец, вопрос, являющийся целью письма: она спрашивала, интересно ли мне вести лекции по анализу современного искусства для выпускного курса Академии.

Я и представить не могла, что мои псевдо-исследования для желтого журнальчика могут заинтересовать таких людей. Конечно, я писала статьи, потому что мне хотелось поделиться своими находками. Однако в данном случае ответственность была совсем иной. У журналов были большие тиражи, и я знала, что наверняка мои статьи читает множество людей, но кто из них мог принимать меня всерьез? А теперь, судя по этому предложению, меня принимали всерьез те инстанции, которые я всегда считала враждебными по отношению к себе. Неужели я ошибалась?

Прочитав письмо несколько раз, я отставила чашку, положила планшет обратно в сумку, встала и надела пальто – переобуться я еще не успела.

– Ж., сегодня я уже не вернусь.

– Ну, и что ты решила? – подняв одну бровь, спросила Ж., выглянув из-за огромного монитора.

– Именно за этим я и ухожу.

У Н. были длинные черные кудрявые волосы, она была женщиной «марокканской» красоты – она часто повторяла, что в Марокко её постоянно принимали за свою. Мы с Н. уже третий год после её переезда в Город делили радости и горести. Так и сегодня, выйдя из студии обратно в мороз, я набрала её номер и сказала, что буду через полчаса в баре возле её дома. Чтобы Н. не сопротивлялась, ссылаясь на кипу работы, я упомянула, что разговор серьезный и откладывать его никак нельзя.

Я уже сидела в баре в ожидании самого крепкого виски, что нашелся за стойкой. Н. как обычно эффектно появилась, всем своим видом выражая максимальную степень недовольства людьми, что окружили нас в этом злачном местечке.

– Прости, – сказала я, – мне просто необходимо сегодня выпить!

– У тебя какой-то ошалелый вид, – сказала марокканская богиня, усевшись за стойку рядом со мной. – Только пить сегодня я не буду, прости.

– Не страшно, мне нужно, чтобы ты сказала, что принятое мной решение – верное, – улыбнулась я.

– Рассказывай, в ком дело? – сложив губы в подозрительную улыбку, спросила подруга.

– На этот раз, как ни странно, ни в ком, а в чем. Меня позвали быть лектором в Академию.

– Ничего себе! Вот это новость! И о чем читать? Живопись, дизайн?

– «Анализ современного искусства», – процитировала я письмо.

– Вот это заявка! Ну, думаю, для начала ты можешь пересказать им свои статьи.

– Для начала мне нужно решить, соглашаться или нет.

– Ты хочешь сказать, что сомневаешься?

– Нет.

Н. пожала плечами, будто мой вопрос был давно решен.

– Именно это мне и нужно было услышать! – победно заключила я, опрокинув в рот остатки виски. – А теперь рассказывай, как поживают твои мужчины?

В понедельник следующей недели, уже в декабре, я сидела в офисе заведующей кафедрой Истории Искусств в Академии, мысленно проклиная тот факт, что все руководящие должности в образовании занимали женщины. На меня обрушилась масса вопросов, была предпринята попытка выставить меня протеже, склонить к лести и самоунижению. Однако дама с серым, изрытым годами лицом не подозревала, с кем связывалась. Не смотря на то, что предложение мне было очень лестно, у меня были горы работы по студии и статьям – так что убеждать их в своей незаменимости было лишним. Кроме того, они сами меня пригласили. Эта очаровательная черта свойственна всем едва наделённым властью людям: делать вид, будто все вокруг свято мечтали погреться в лучах их величия. Со мной этот номер не работал. Ввиду хорошего воспитания я не могла откровенно показывать свою скуку, но и поддакивать внутренний мятежник мне не позволял. Поэтому я покорно сидела в кресле, монотонно кивая, выслушивая лекцию о подаче, о темах, которые стоит освятить и, конечно, о том, что ни о каких высоких гонорарах речи быть не может – ведь это филантропическая деятельность, передавать опыт последующим поколениям.

В конце концов, без четверти одиннадцать, спустя сорок минут после начала встречи и за час до моего обычного времени пробуждения, мной был подписал стандартный договор найма с приложением, включающим текущее расписание занятий. Благо, моим лекциям удалось выиграть мне пару лишних часов для безмятежного сна.

Важное дело было сделано, и я, раскланявшись с заведующей кафедрой, поспешила в студию – просмотреть пришедшие для выставки виниловые пластинки. Женщина скомкала свое лицо в подобие улыбки, пожала мне руку и пожелала видеться почаще. От последнего замечания всплыли муки общения с университетскими преподавателями, и меня передернуло – благо, уже за дверью.

Из окон моей мастерской, которая по совместительству была и моей квартирой, виднелся парк. Кусок проезжей части с серым асфальтом, витиеватый кованный забор и уходящие рядами вдаль деревья. Сейчас сад был совсем обезличен: худые руки деревьев тянулись к небу, которое ежедневно вздыхало дождем. В начале декабря все ждали снега, сугробов и сосулек – но не в этом городе. Здесь декабрь – еще один месяц осени. Особенно холодный и пронизывающий северными ветрами. Я могла часами смотреть на эти тусклые деревья и мрачный пейзаж за окном. Не отрывая глаз, опустошив голову от лишних мыслей.