Владимир Савич - Арфио. Все или ничего…

– Точно. – Рассмеялась Катя. – Сантехник, который приходил к нам чинить ванную так и не поверил, что теми инструментами, которые есть у нас дома, можно было так починить водопроводную трубу!

– Ну, вот видишь. Даже сантехник признал во мне Иванова!

Яблонский притянул Катю к себе, и они потешно потерлись кончиками свои носов.

– Ну, что ты знакомишься с моей мамой? – Вновь вернулась к теме знакомства Катя. Яблонскому это уже порядочно надоело, но он решил не менять дурашливый тон:

– Что прямо сейчас? В неглиже? Думаю, она меня не поймет! Мне нужно помыться, побриться, одеться, выпить чашечку кофе и только тогда знакомиться с твоей мамой. Кстати, мне предложили билеты в театр. Давай сходим в театр, а потом уж к твоей маме с визитом?

– Тогда уж лучше в кино.

– Почему в кино? – по-детски надул губы Григорий.

– В кинотеатрах идет новый фильм режиссера Арсеньева. Говорят, что это очередной его шедевр.

– Арсеньев. Кто такой этот Арсеньев?

– Ты меня удивляешь, Дима! Не уже ли ты не знаешь Арсеньева?

– Увы и ах, не знаю.

– Тогда мы просто обязаны пойти на этот фильм! Ты должен познакомиться с его творчеством!

– Почему должен?

– Потому что это гений кинематографа! Как говорит моя мама – «Арсеньев – наше все в области кино»

– Ну, раз так сказала твоя матушка, то мы непременно пойдем в кино, и на последний ряд, и последний сеанс!

– Почему на последний сеанс и ряд?

– Чтобы на «нашем всем» целоваться! Катя несильно ударила Яблонского в бок:

– Как тебе не совестно. Целоваться на нашем всем! Это все нужно смотреть и впитывать.

– Ну, если Катя скажет надо, Гоша ответит есть! – Попытался скаламбурить

Яблонский. – И будет впитывать!

– Какой Гоша? Причем тут Гоша?

Гоша, так в детстве называла Григория мама, стал быстренько выкручиваться из неловкой ситуации:

– Кто сказал Гоша? Какой Гоша! Где Гоша? Покажите мне его. Я хочу видеть этого человека!

Яблонский грозно зарычал и увел разговор в иную плоскость:

– Кстати ты не сказала, когда мы идем в кино и главное, главное, когда мы идем с визитом к твоей маме!?

– В кино, если ты не против, пойдем в субботу, а воскресенье к маме.

– Прекрасно! В субботу нацелуемся, а воскресенье наедимся. Ты ведь приготовишь свою фирменную тушеную утку?

– Обязательно.

– О, я обожаю!

– Меня или утку?

– Тебя, тебя моя сладенькая курочка. – Яблонский крепко обнял и привлек к себе девушку. – Ты слышишь, как твой петушок обожает свою курочку!

– Пусти. – Выскользнула из объятий девушка. – Мне больно. Пусти.

– Отпускаю, потому что не хочу делать тебе больно – раз и два, поскольку цигель —

цигель ой-лю-лю время, а оно для меня деньги.

Катя быстро оделась, подкрасила губки, припудрила носик и вышла в коридор. Вызвала лифт. Кабина стала медленно опускаться вниз.

– Погоди, – закричал в шахту лифта Григорий, – ты ведь не сказала, в какое время мы встречаемся в субботу?

– Вот ворона! – Донеслось из шахты. – В пять часов вечера.

– В пять часов у Никитских ворот. – Громко пропел Яблонский. – Пусть начнется сегодня наш вечер…

– Не в пять, а в семь.

– Почему в семь?

– В песне поется в семь часов. А мы встречаемся в пять и не у Никитских ворот, а у кинотеатра «Октябрь»

Яблонский услышал, как открылась кабина лифта, застучали каблучки, хлопнула входная дверь.

Григорий напевая, вернулся в квартиру. Принял душ. Прибрал кровать и, усевшись в кресле, стал листать журнал «Культура»

В дверях заворочался ключ. Дверь раскрылась, и в комнату вошел студент института кино Евгений Румянцев.

– Закончил свиданье? – Поинтересовался он, снимая ботинки.

– Закончил.

– Пришли бабло! – Румянцев протянул руку.

– Держи. – Григорий вытащил из кармана мятую трешку.

– Мог бы и поновее найти, – пряча купюру, буркнул Румянцев.

– Деньги как не пахнут, так и не стареют! – родил афоризм Яблонский. – Кстати, старик, хочу послушать мнение специалиста. Меня тут пригласили на фильм режиссера

Арсеньева. Я о нем никогда не слышал, но тот, кто меня пригласил, уверяет, что это наше все! Так ли это?

«От нашего все» Румянцев скривился так, словно нечаянно надкусил гнилое и одновременно червивое яблоко:

– Ну, ты даешь… ваще! Наше все! Да, у нас в совке ничего своего никогда, по определению не было, нет, и быть не может. Для того чтобы что-то создать, нужна свобода творчества, а у нас ею даже не пахнет. Этот твой Арсеньев не наше все, а всего лишь слабая отрыжка западного артхауза.

– Так можно идти или нет? – поинтересовался Григорий.

– Куда?

– Да, на его фильм!

– Конечно, можно. Ведь Арсеньев, как и прослушивания Голоса Свободы, входит в джентльменский набор советского интеллигента.

– Понятно. Сходим. – вынес решение Яблонский.

– Сходят с ума, а кинотеатр посещают. – Желчно хмыкнул Румянцев, закрывая за

Григорием дверь.

В воскресенье Григорий и Катя встретились возле «Октября» В буфете они выпили бутылку лимонада и съели по заварному пирожному.

Закончив, они спустились в фойе и после третьего звонка вошли в зал.

Медленно, словно закат, потух свет, и застрекотала точно, разбуженный сумерками, сверчок – киноустановка.

Тягучее начало фильма не пришлось по душу Григорию, но мере раскручивания сюжета менялось и восприятия фильма. Особенно тронули его умные, смелые и необычные диалоги персонажей ленты. После того как на экране появился «Конец» и фильм снят на пленке Шосткинского комбината. В зале стремительно включился свет.

Молодые люди вышли на ночную улицу:

– Ну, как тебе, фильм, Дима?

– Хороший фильм. Даже целоваться не хотелось.

– Правда.

Катя весело рассмеялась, а Яблонский подумал.

«Боже мой, послал бы я Дмитрия Алексеевича ко всем чертям, будь она хоть чуть-чуть красивее»

– Ну, пойдем?

– Пойдем.

Катя просунула свою руку под локоть Яблонскому и молодые люди, обсуждая ленту, направились к ближайшей станции метро.

Уже заходя в вагон, Катя сказала:

– Значит, завтра – мы ждем тебя с мамой в пять часов вечера?

– Разумеется. Я обязательно буду!

Поезд тронулся, унося девушку в темные запутанные лабиринты, столичного метро.

Назавтра с букетиком весенних цветов и тортом для чая в семь часов вечера Яблонский позвонил в дверь. Дверь легко, видимо уже привыкнув к Яблонскому, открылась. На пороге Григорий увидел знакомую (но все же интереснее, чем она была изображена на снимке, что показывал ему ректор) даму.

– Добрый день. Точнее добрый вечер. Вы, как я понимаю, Катина мама?

– Да, я Татьяна Алексеевна, мама Кати.

Хорошо поставленным, в котором слышались командные преподавательские нотки, голосом представилась женщина. – А вы Дмитрий?