Ирина Прони - К пирамидам. «…внидоша воды до души моея»

Пасху праздновали в квартире у Колушкиных. Собрались в 9 часов вечера после того, как все уложили детей спать. Эльвира сначала отказывалась от участия в общем застолье, ссылаясь на плохое самочувствие. Но, по-моему, она просто-напросто в глубине души не очень жалует Олю. Мне Эльвира сказала, у вас там своя физкультурная компания, а я из комсомольского возраста уже вышла. Но, в конце концов, они с Глебом пришли тоже, чему я была рада.

Праздник получился очень хороший. Оля очень красиво покрасила яйца и, конечно, испекла кулич! Ну, кто ещё сумел бы это сделать! И хотя именно в таком составе (по Олиной инициативе и её приглашениям) мы собрались впервые, было тепло, радостно, доверительно. Никто самодовольно не кривился, объявляя себя образованным и принципиальным атеистом. Всем нравилось произносить вслух: Христос воскресе! После нескольких тостов вспомнили, что есть выражение «знать как Отче наш», т.е. знать обязательно, как само собой разумеющееся, как необходимое и важное. Но кто из нас знает «Отче наш»? – Никто! Миша К-ий сказал, что он знает по-английски. Но произнёс только: «Our Father which art in heaven, Hallowed be the name. The kingdom come…», – а дальше текст воспроизвести не смог, запутался. Рассказал, как его друг (а может быть, он сам?) ездил в качестве переводчика с каким-то деятелем в Дюссельдорф. В отеле на прикроватной тумбочке он обнаружил «Новый Завет», изданный одной книжкой сразу на немецком, английском и французском языках в удобном формате на замечательной тонкой бумаге. Друг прихватил книгу с собой. Когда уже в самолёте тайком раскрыл её, то первое, что прочел, был вложенный листок: не забирайте эту книгу, оставьте её в гостинице. Если она вам нужна, напишите нам, мы вышлем вам на любом языке. Друг Мишки (или он сам?) послал запрос, конечно, указав не свой адрес, а своей мамы, живущей в Крыму. Но мама так и не дождалась заказанного издания, то ли ей не выслали, то ли оно потерялось в почтовых перегонах. Наташа (она актриса по образованию) саркастически пропела Михаилу: «Я Вас обязан известить, что не дошло до адресата письмо, что в ящик опустить не побоялись Вы когда-то». И мы все согласились, что, скорее всего, уже сам запрос застрял где-то у нас, не дойдя до границы.

Праздник наш прошел замечательно, мы даже потанцевали. Плотвины ушли раньше всех, у Эли разболелась голова или она была не в настроении. На следующий день Оля без всякого стеснения раздала все крашеные яйца детям в нашем доме.

Я поделилась с Элей, что, окажись я на месте друга Михаила (или его самого), я бы тоже, пусть это и нехорошо, прихватила бы из гостиницы «The New Testament» – «Das Neue Testament» – «Новый Завет». Очень хочется на любом доступном мне языке узнать, что же это за книга. Ведь Новый Завет – Евангелие – в переводе с греческого означает благая весть, то есть радостное, хорошее известие.

Вдруг я слышу от Эли:

– Я знаю полностью «Отче наш».

– Отчего же ты не прочла этого для нас?

– Вы напоминали мне расшалившихся детей. А молитва это не стихи на детском утреннике. Она должна быть уместна.

Тут я с Элей не согласна. Разве мы виноваты в своей религиозной малограмотности, в том, что не знаем ни молитв, ни правил? Наш объем знаний по этой теме соответствует только почерпнутым из классической литературы сведениям. Все мы что-то чувствуем, но ничего не знаем. Я думаю, каждый ощущает в глубине своей души потаённое пространство, которое просится быть наполненным особым чувством, знанием, надеждой – словом, всем тем, что складывается в понятие «Вера». У самой Эли хоть и совершенно не религиозные, но, тем не менее, смутно мистические представления связаны с пирамидами.

А вот Галя К-ая мне рассказывала, как побывала тут в Багдаде в Золотой мечети. Их с Мишкой туда тайно водил иракский офицер как бы на экскурсию. При этом Гале пришлось закутаться с головы до ног в черную абаю. Я спросила, не страшновато ли было в чужом месте и в чужой одежде.

– В это время в мечети было совсем пусто, на нас никто не смотрел, поэтому бояться было нечего. Наш Алёшка никак не может выкарабкаться из простуд, так я там хоть Богу помолилась о здоровье ребёнка.

– В мечети?!

– Да, в мечети. Это всё-таки место, где Бог присутствует. Например, в нашем городе, где я выросла, церкви вообще не предусмотрены, никакие. Потому что город молодой и индустриальный. Я подумала, арабы здесь по-своему молятся, а я буду по—своему. Как могла, молча, про себя, обратилась к своему, к нашему Богу.

Я никому не рассказываю про свою маленькую Тихвинскую икону. Видимо, мамино «Таня не болтай, папу могут посадить», оставило в моём сознании прочную зарубку. Но когда я её достаю, мне вспоминается пронизанная солнцем комната бабы Дуси, нарядные осенние листья и согбенная монахиня. Я всматриваюсь в грустный лик Богородицы, гляжу на её Сына, нашего Бога, и у меня в сердце снова поднимается непонятная радостная волна, на лице появляется улыбка. Само собой мысленно произносится «Спасибо, Тебе Господи!»

По мнению Глеба, Олино отношение к вещественным символам праздника (крашеные яйца) без конкретного понимания его сути отдает язычеством. Я теряюсь, не могу подобрать аргументов, чтобы на это что-то ответить. Можно согласиться, что язычество – простая религия, в которой человек интуитивно сознаёт, что существует нечто властное и могущественное, от чего зависит ход его жизни. И он старается жертвоприношениями добиться благосклонности своего властного божества. Но в христианстве по-другому. Нужно осмысливать свою веру, быть причастным к своей религии, знать конкретную последовательность событий. Ведь христианство – не только вера, но и нравственно жизненный закон с точки зрения заповедей.

Среди моих знакомых нет никого, кому бы довелось увидеть, да, хотя бы увидеть! Библию. Мы, наше поколение, не понимаем многих сюжетов в живописи, так как не знаем соответствующих им библейских тем. Мы не имеем ни малейшего представления, что это за наука такая – богословие. Мы не знаем молитв. Мы не знаем названий икон. Почему подобные знания или простые сведения об этом у нас недоступны и даже запретны? Кому это мешает? Или кому-то нужно такое положение вещей.

Как быстро летит время! Подумать только, прошли почти два года. Мой Павлик из годовалого младенца, каким я его сюда привезла, превратился в симпатичного разумного малыша. Он хорошо говорит, знает много стихов, любит рисовать. Он редко капризничает, в общем, мой мальчик меня радует.

Володе предлагают остаться здесь еще на год. Мы, конечно, согласимся, хотя мой муж и жалуется, что из-за жары ему тяжело работать, да и сама переводческая работа – совсем не его дело. Мне-то с домашними делами проще. Мне нравится размеренный ритм нашей здешней жизни и определенный уровень семейного достатка, который, мы надеемся, обеспечит нам на ближайшее будущее какой-то экономический фундамент.